Миха подходит. Тут же отшатывается с возгласом отвращения. Снова прилипает к стеклу. Пытается понять. Пытается осмыслить то, что он видит.
В центре цеха пульсирует громадный ком.
Двигается. Дышит. Существует.
Тело – и нагромождение тел.
Крюки, тросы, цепи. Поддерживающие металлоконструкции. Воронки для засыпки гранулята. Шланги для откачки дерьма. Каскады охладителей. Рубцы и кровоточащие раны. Инжекторы и электроды. Пузыри жира. Паутины сухожилий. Бесформенные наросты мозгового вещества. Микротурбины и гидравлические молоты. Переплетения проводов. Дуговые разряды между трясущимися конечностями. Стоны и шепот. Струи багрово-коричневой жижи. Каскады немигающих глаз. Пар от трасс с жидким азотом. Пар от дыхания сотен ртов.
Руки сжимают руки. Головы грызут головы. Биение распухших сердец синхронизирует движение челюстей. Эволюционный предел белкового вещества. Оскорбление, брошенное в лицо богу. Многотонный ком искореженной, растянутой, деформированной человеческой плоти.
Живой ли?
Мёртвой ли?
Что заставляет рты открываться?
Что заставляет вращаться сотни глаз?
Что выталкивает слизь из сфинктеров?
Нервный импульс или электрический разряд?
Это существо, этот биотехнологический конструкт, эта машина – действительно создана гением Грижбовского? Это плод советской технологии, опередившей время на тысячи лет? Как человек осмелился связать, соединить, сцементировать кости и ткани воющим мясом? Человек ли осмелился дать жизнь кошмару? Или кошмар был выдавлен из области бытия, недоступной человеку? Это научный прорыв – или откровение? Воплощенное откровение из Шаддата. Опухоль на теле реальности. Источник метастаз, проникших в тела и души жителей Кривограда.
Это причина?
Это следствие?
Это послание?
Это посланник?
Михаил Сомов смотрит на гору мяса.
Гора мяса смотрит на Михаила Сомова.
***
Рты начинают открываться и закрываться. Сухожилия рвутся. Откусанные языки шлёпаются на бетонный пол. Брызги крови прилипают к цепям и шлангам. Коричнево-багровая слизь заливает конвейер.
То тут, то там, из кома вырастают конечности, кричащие человеческие головы, раздутые тоннели потрохов. Насосы ревут, пичкая немыслимый организм литрами функциональных регуляторов. Винтовые турбины разматывают мышечные узлы, рвут соединительные ткани, погружают буры-инъёкторы внутрь кома из плоти. Манипуляторы пляшут над новообразованиями. Лучи рубинового лазера проходят сквозь черепа, кости и опухоли. Лишнее мясо падает в кровавый бассейн под Машиной Грижбовского. Люди в касках и резиновых сапогах суетятся с лопатами, сгребают дымящийся фарш, закидывают в чаны на погрузчиках.
Из десятков глоток рвётся вой. Бронестекло дрожит, низкочастотные вибрации пронизывают пол. Слова мало жути, словно остались области, не заполненные кошмаром – Миха слышит восторженный голос провожатого.
– Оно воет! Воет! Аве, Фудифол! Аве! Вой, вой, завывай, завывай! Смотрите, Михаил! Вот-вот начнётся! Вот оно, таинство! Вот он, триумф советской и российской научной мысли!!!
Сом в ужасе оглядывается на толстяка. Тот неотрывно пялится на воющее багровое месиво. И закидывает себе в рот таблетки, одну за другой, словно конфеты. В голосе Долденко звучат визгливые ноты самого настоящего, самого искреннего религиозного экстаза.
– Аве, Фудифол Фудис! Да соединится душа с плотью!!! Жизнь да снизойдет в мир!!! Узрите, юноша!!!
Из воющего существа что-то лезет. Окровавленная кишка. Гигантский пенис. Слизкий хобот. Плюхается в бассейн с кровью. И начинает сокращаться, словно дождевой червь циклопических пропорций. Люди в касках тянут огромную кишку баграми. Поднимают, помещают на движущийся конвейер.
Хобот выплёвывает куски мяса.
Миха попросту не в силах оторваться от дикого зрелища. Ужас гипнотизирует, сокрушает, завладевает всем его существом. На свою беду, Сом различает детали. И понимает, что падает на конвейерную ленту.
Это младенцы.
Это ёбаные человеческие младенцы.
Машина Грижбовского рождает пропитание для пожирателей!!!
***
Толстяк в белом халате не соврал. У Михаила Сомова начинается приступ тошноты, головокружения, и самой чёрной истерии.
Он сползает по стеклу. Он видит, как работники в резиновых костюмах копошатся у конвейера. Смывают с воющих младенцев кровь и слизь. Закидывают тела в кастрюли, увозят на алюминиевых тележках. Пакуют в контейнеры с колотым льдом. Окатывают паром, отправляют в цех полуфабрикатов.
Некоторых младенцев разделывают здесь же, на широких железных столах. Пилят слайсером, нарезают на тонкие куски, словно колбасу в супермаркете. Наборы розовой плоти взвешивают и укладывают в пластиковые лотки. Лотки отправляются в машину для вакуумной упаковки.
Миха давится блевотиной.
Выплёвывает завтрак на стекло. Пытается встать, поняться с колен.
Провожатый рядом. Толстяк переходит от литургических песнопений к очередной лекции.
– В биологическом смысле – это человек, рождённый не-человеком. Искусственный сосуд для души. Единственная подходящая вам синтезированная еда. Примите это знание, Михаил. Примите, дабы избежать морально-этических дилемм при питании. Будем пониматься? Давайте, медленно, аккуратно. Вот таблеточка, таблетка, вот ещё одна, дорогой вы мой человек. Принимайте таблеточку. И идёмте в столовую.
Михаил Сомов утирает губы. Вместо плача и истерик – он делится наблюдениями. Просто-напросто констатирует факты.
– Николай Иванович, вы же ёбнутый. Просто напрочь отбитый. Вы же все тут абсолютно ёбнутые. Отебитесь от меня, гады. Отъебитесь! Ааа-аа-а-а-а-а-а-а-бля-я-я-я-ядь!!!
Не переставая истошно выть, Миха вскакивает. Толстяк не обращает внимания на ругань, твердит о таблетках самым добрым и елейным голосом. Сом отталкивает специалиста в белом халате. Дёргает дверь! Несётся к лифту! Изо всех сил лупит по кнопке!
Через минуту он уже внизу. В руках охраны. Распластан и прижат к полу.
Миха размазывает сопли по кафельной плитке.
Пытается не обделаться от страха.
Тем временем, лифт едет вверх. Доставляет психолога в зал с мозаиками. Где-то над головой ошеломленного выпускника снова раздаётся елейный голос.
– Михаил, ну как же так? Всё понимаю, всё знаю, не извиняйтесь. Неужели не чувствуете позывов к питанию? Давайте послезавтра ещё раз попробуем. С таблеточкой, только с таблеточкой. Всё нормально, Михаил, не переживайте. Не вы первый, не вы последний. Визитку мою не потеряли? Потеряли? Нет проблем, вот ещё одна.
Закончив с визитёром, добряк обращается к парням в униформе.
