Она постелила плащ прямо на алтарь и, усадив девочку, сбросила сорочку.
— Мааам, а зачем?..
— Тш-ш!
Сначала танец. Танец, в котором ведьма раскрывается лесу. Танец, в котором она сливается со своей землёй. Потом… потом будет самое сложное.
Она никогда этого не делала.
Но она попробует.
Справится.
Сделает.
Она должна.
Ради будущего.
Ради земли и своей девочки.
* * *
Виль не верил ни в сон, ни в чох, но ему было неспокойно. Если бы он привык задаваться такими вопросами, он бы сказал, что волнуется, какое колдовство затеяла ведьма, но он никогда не волновался заранее и никогда не задумывался.
И всё-таки ему было тревожно. Словно что-то мешало спать, мешало сидеть на месте. Беспокойство началось не сразу. Не тогда, когда ушли женщины. А после, когда до рассвета оставалось всего ничего.
Батрак пожал плечами и вышел во двор. Беспокойство отступило и накатило снова. Он вышел за калитку. Было темно, но тропинка немного виднелась и вела куда-то в сторону, куда-то не туда, куда он привык. Виль сделал несколько шагов, потом шорох заставил его оглянуться. Позади тропы не было.
— Маглейн? — раздражённо позвал он. — Твои шуточки?
Лес равнодушно шумел. Никто не отзывался, только ветер задувал всё сильнее и сильнее.
Батрак выругался и хотел уже сесть на землю, чтобы дождаться рассвета, который уж наверное прекратит это наваждение. Но не успел. Сквозь вой ветра послышался топот детских ног, шум раздвигаемых ветвей. Виль поймал Эрну, которая мчалась, не разбирая дороги и не замечая, как лес спешит убраться с её пути.
— Пусти! — закричала она и изо всех сил пнула неожиданного врага. Виль крепко держал девочку на вытянутых руках. Потом встряхнул её.
— Эрлейн! — резко окликнул он.
Девочка подняла на него зарёванное лицо, уже видное в предрассветных сумерках.
— Пусти! — завизжала она. — Мне в замок надо!
— Зачем?
— Мне надо! Там мама! Пусти! Она сказала Вейму позвать! И Вира! Пусти!
Виль ещё раз встряхнул девочку.
— Уймись, Эрлейн. Никуда ты не побежишь. Рассказывай.
— Там мама! Она лежит! Ей плохо! Пусти же!
Виль развернул девочку туда, откуда она примчалась, и подтолкнул в спину.
— Веди.
— Она сказала не тебя звать, — насупилась девочка. — Она сказала Вейму звать. Она сказала, что ей самой не встать.
— Не добежишь ты до замка, вон, запыхалась уже. Веди, пока я добрый. И рассказывай.
— Но ты ей поможешь? Ты же плохой! Ты честно поможешь?
— Сказал, помогу. Больше слушай свою мамашу. Наколдовала опять…
— Она не нарочно!
— Знаю я твою мамашу.
— Она сказала мне сесть на камушек. Я села. Она сняла сорочку. А зачем она голая танцевала?
— Надо, значит. А дальше что?
— Я уснула, — захлопала глазами девочка. — Это колдовство, да?
— Наверное, — пожал плечами батрак.
— А когда проснулась, — всхлипнула девочка, — там… там…
— Не реви! — резко оборвал её Виль. Девочка сердито засопела носом, но слёзы сдержала. Она уверено, как по нитке, шла по лесу, даже не замечая, как идёт. Если раньше лес пропускал только её саму, то теперь он расступался и перед её спутником.
— Она рядом лежала. И на животе у неё пирог пёкся! Она возле алтаря жаровню прятала. Ей больно было! А она мне и говорит, чтобы я не визжала, а съела всё до крошечки. Я не хотела, а она сказала, что так надо!
— И ты съела? — уточнил батрак.
— Так же мама велела!
— И как?
— Я съела, мама жаровню в сторону поставила, хотела встать, и не смогла. Лежит там! Я испугалась, а она велела Вейму звать! Я и бежать! А тут ты! А ты плохой!
— Очень плохой, — проворчал Виль. Он и раньше замечал, что от успешного колдовства ведьма на время слабела. Что же она такое вытворяла сегодня, что теперь позвала на помощь?
* * *
Вопреки рассказу девочки, ничего особенно интересного их на поляне не ждало. Ведьма сумела кое-как натянуть сорочку и даже закутаться в плащ и теперь лежала на алтаре вся какая-то перекошенная, как кукла уличного жонглёра
[16], у которой обрезали нити. Услышав шаги, она с трудом приподняла голову.
— Пришёл, — зло произнесла она.
— Мамочка! — подбежала к ней девочка. — Ты прости, я не успела, а он там стоял, а я бежала, а он сказал, что поможет, а я хотела. А он всё равно не отпустил, а я подумала, что нельзя же, а он сказал, что поможет, мамочка, ты прости, я не…
— Цыц! — прикрикнул на неё батрак. Подошёл к алтарю и присел на корточки, заглядывая ведьме в лицо. — Лежишь, Маглейн?
— Не… надейся… — с трудом не то прошептала, не то прошипела Магда. — Не… в этот раз… не попрошу… лучше сдохнуть…
— Мама! — отчаянно закричала Эрна. — Мама, мамочка, не надо, пожалуйста, не умирай, мамочка!
— Цыц, я сказал!
Эрна замолчала, заливаясь слезами. На востоке сквозь лес пробивались первые солнечные лучи.
— Не помрёт твоя мамаша, — заверил батрак.
— Откуда ты знаешь? — сквозь слёзы спросила Эрна.
— Да уж знаю.
Магда молчала. Она лежала, закрыв глаза и, казалось, не дышала. Батрак тронул жилку на шее ведьмы, ловя биение сердца.
— Жива, — проворчал он. — Вечно она так. Намудрит чего, а Виль потом разгребай. Что стоишь? Прибери тут и пошли. Давай, дорогу к дому показывай.
Он, крякнув, подхватил бесчувственную ведьму на руки. Эрна утёрла слёзы и шагнула к краю поляны. Ветер задул сильнее. Девочка шагнула к кустам и они послушно расступились.
* * *
Когда Магда проснулась, день уже клонился к вечеру. За окном было темно, завывал ветер и хлестал дождь. Когда Виль принёс ведьму домой, он сгрузил её на лавку как была, закутанную в плащ, а Эрна подсунула под голову матери подушку и укрыла одеялом.
Ведьма попыталась приподняться. Голова была тяжёлая и с трудом отрывалась от подушки. У очага сидел Виль, который казался зловещим в алых отсветах огня, и чинил сапог.
— Очнулась? — неприветливо спросил он.
Магда попыталась оглядеться, но не хватило сил.
— Да здесь твоя девчонка, спит, — сжалился над ней батрак. — Уревелась, умаялась и уснула.
