Она подняла простынь, которую следовало заменить. И разогнулась. Выглянула в окно. День сегодня был особым. Император женился. И значит, хозяин в честь праздника может пожертвовать рабам не только меда и белого хлеба, но и по паре монет.
На выкуп все равно не хватит.
Разве что кого-то одного. Арен скопил почти. Если отдать то, что есть у самой Хлои…
Мир изменился. Будто треснуло что-то внутри. Там, под сердцем. И больно стало. На мгновенье. А потом Хлои тряхнула головой, отгоняя и боль, и мысли. Простыни надлежало отнести прачкам, а здесь застелить свежие.
Она и вышла-то. Почти.
Когда перед Хлои появилась Луна. Луна была из Старших и обычно не покидала покоев хозяина. Про нее всякое говорили, но очень и очень осторожно.
Кажется, даже прочие старшие её опасались.
Луна улыбнулась.
И шагнула к Хлои.
Протянула руку. Коснулась щеки.
— Какая красивая…
А потом руки её легли на шею. И сжали. Осторожно. Она убивала очень и очень аккуратно. А в нечеловечески желтых глазах Хлои виделась печаль.
Почему?
— Тихо, — бусину забрали из пальцев. А Брунгильду усадили. Куда? На пол. Хорошо. Пол большой. Это безопасно. Она… она не хочет больше видеть.
— Может, секиру убрать? — предположил кто-то. — А то мало ли, вдруг да свихнется.
— Сама ты… она просто опять увидела.
— Мы так далеко не уйдем, если она и дальше видеть будет.
— А нам далеко и не надо, — это уже Ариция. — Нам надо к ней… а другой одежды нет? Чтобы… я не знаю, не походило это на нижние рубашки!
— Мои туники изготавливали из самого тонкого полотна!
Хозяин, хозяйка… Эония. Брунгильда потерла виски. И что делать? Этак она у каждой вещи будет видеть то, что… она не хочет!
— Видящая, — призрак наклонился, сейчас он выглядел почти плотным, разве что немного размытым. — Редкие дары… интересно.
— Что? — просипела Брунгильда.
И пальцами пошевелила. Пальцы занемели, да и сама она чувствовала себя… замерзшей. И несчастной до крайности. Будто принесла тоску из видения.
— Дарительница жизни, Видящая… и повелительница Разума, — призрак отступил, а с ним и чувство холода. — Кто еще? Та, что способна открыть путь… прозревательницы будущего не хватает.
— Для чего? — Брунгильда все же осмотрелась.
Ничего не изменилось.
Комната. Постель. Кости. Бусины на полу. И сундуки. А ведь тело лежало не на пороге, где его застала смерть. В постели. Стало быть, кто-то отнес мертвую девушку и уложил в постель.
Какая извращенная забота.
— Для создания круга, — сказал призрак и замолчал.
— А… — Яра почесала за ухом. — Если поподробнее? А то знаете, время прошло, знания утратились… и кругов у нас никто не созывает. Разве что Думу. Или Совет там.
Ладхемские принцессы кивнули.
— А вот кругов, так это нет.
Глава 21. В которой сказка сказывается
«Три дня и три ночи шел королевич по лесу темному да вышел к горе, что вершиной в самые небеса упиралась. Встал он на колени и помолился богам пресветлым, долго стоял, может, день, может всю седмицу, да только не отозвались боги, не подвинули гору. Пришлось так наверх карастаться»
«Народная сказка, записанная студиозусом Авелем со слов старухи Марыкоты из села Понятушки»
Что сказать… от древней и очень-очень тайной дороги, возведенной то ли божеством, то ли еще кем-то, от божества недалеко отошедшим, я ожидала чего-то более глобального, что ли.
А тут…
Дорога.
Вот такая себе, даже не совсем, чтобы пряменькая. То есть, поначалу как раз и пряменькая, а потом вихлять начала, пробираясь меж скалами. Те поднимались куда-то в поднебесье, и темное небо виднелось узкой полоской, слегка посыпанной звёздною пылью. Луна влезала в эту расщелину разве что краем, но, как ни странно, было достаточно светло.
Это уже потом я сообразила, что светилась дорога.
И скалы.
И… и свет бледный полуразмытый. В нем и мы сами призраками кажемся. А еще звуков нет. Никаких. Я прислушалась, убеждаясь, что не мерещится.
Нет звуков.
Не гремят подковы по камню. Не слышно дыхания. Да и собственное сердце будто и не стучит. И… и ощущение странное.
До боли.
А еще спать хочется. Правильно. Сколько я уже на ногах? Нормальному человеку отдых нужен, даже когда он демон.
Именно в этот миг Теттенике, сидевшая впереди — а спина у коня была такой ширины, что мы вдвоем сели без особых проблем — покачнулась и начала сползать. Подхватить я её успела.
— Что? — голос её прозвучал неестественно глухо.
Хрипло.
— Ты заснула.
— Да? Наверное… и вправду… надо добраться. Выбраться. Нельзя спать.
Сама знаю. А то мало ли чего от этой древней дороги ждать. Вдруг да сомкнутся скалы и… и как-то вот так неуютненько сделалось от этой мысли.
— Быстрей, — Теттенике шлепнула ладонью по конской шкуре. И драссар перешел с шага на… рысь это? Галоп? Понятия не имею. Но тряско и держаться приходится обеими руками. И ногами тоже.
А звуков все равно нет.
Зато туман появился. Он сочился из камня и дороги, накрывая её густым белым полотнищем. В нем терялась и без того слишком уж далекая земля.
— Что это? — мне туман нравился еще меньше, чем дорога.
— Не знаю. Я такого не видела… — Теттенике легла на конскую спину. — Держись!
Что?
Держусь! Но это же не значит… кони, стало быть, машинам уступают в скорости? Ага… но в машине ты внутри сидишь, на мягком кресле, а тут… я, наверное, только чудом не рухнула, когда драссар рванул вперед. Сквозь туман, который медленно, но верно поднимался, грозя накрыть нас с головой.
И камень слева застонал.
А справа — откликнулся. Что-то заскрежетало, жутко и предупреждая, что дорога-таки ну очень древняя. И не пользовались ею давненько. И… и как знать, не даст ли сбою божественный механизм. Её ж тысячи лет не обслуживали! Я вцепилась в коня, думая лишь о том, что, если упаду, то в таком тумане меня весь Легион не сыщет.
Шалтай-болтай сидел на стене…
По ушам вдруг ударил грохот, породивший эхо, и туман, почти коснувшийся наших ног, сделался вдруг темным, серым, будто и не туман, но пыль. Горы… горы тоже изменились.
Свечение погасло.
И дорога… дорога теперь стала дорогой.
