— Я и чувствую, — Брунгильда выдержала её згляд.
— Что?!
— Раздражение.
— Это не то, полагаю… не важно. А он тогда что? — Мудрослава ткнула пальцем в брата, который поморщился и от сестры отодвинулся. Или скорее уж придвинулся, но не к сестре, а к все еще пребывавшей в некоторой задумчивости Летиции.
— Щит. Редкое умение. И исконно мужское, ибо в природе мужчины защищать семью свою. И земли.
— А как он… работает?
Природа, похоже, Мудрославу волновала постольку-поскольку.
— И вышел Великий навстречу войскам Саххад-Хана. И подивился тому, каковы те были, ибо со всех-то земель созвал блистательный Саххад-Хан людей. И текла, полноводной реке подобна, конница, а пехота, в панцири закованная, была землею. И поднимались к небесам желтые стяги, змеем украшенные. А за ними — дымы обоза. Застили они солнце, отчего казалось, что нет кочевникам конца и края…
— Это…
— Да тихо ты, Славка. А вы продолжайте…
— Послал тогда Саххад-Хан гонцов своих, а средь них — любимого сына Азыл-кыгея на жеребце лунной масти. И говорил тот так. Склоните головы. Признайте над собой власть степей. И тогда-то отступят войска, а Саххад-Хан окажет милости. Возьмет он малую дань, и брать будет раз в год, по договоренности. Многие слушали и сердца их, страхом переполняясь, готовы были поддаться. Но ответил Великий так. Высоки горы. Далеко небо. А боги помнят детей своих, и не оставят их милостями. И принес он в жертву матери своей трех быков белых с рогами золотыми, а после и всех посланников, средь которых и Азыл-кыгей. И тогда-то восстал из земли щит незримый, чрез который ни человек, ни зверь, ни стрела, ни копье, ни даже камень пылающий пробиться не мог…
Призрак замолчал. А потом добавил:
— Так в хрониках написано было.
— П-полезное умение, — сказал Яр, несколько побледнев. — А можно вот так же, но без жертвоприношений?
Брунгильда же покачала головой. Может, оно, конечно и славен был тот воин, но нехорошо он поступил. Всем ведомо, что боги войны честь блюдут. И отвернуться они от тех, кто слово предал.
А посланники… неужто не нашлось никого другого, кого бы можно было в жертву-то?
— Не знаю. На самом деле весьма многие сомневались, что сие действие имело место быть. Случилось это на трехсотом году после смерти Ричарда Великого, во времена весьма смутные. В степи пишут о том, что путь Орды преградили горы, а Перевал, который купцы использовали, завалило.
— Нет… быки ладно-то, хотя тоже жаль… — Яр поерзал.
— Нет тут быков.
— Зато люди имеются, но… как-то вот я не готов, что ли. Внутренне?
— Это наиболее известный случай. Но некоторые из потомков Ричарда славились, скажем так, способностью выдержать удар меча и секиры, и говорят, вовсе любого оружия.
Брунгильда поглядела на мужчину, который поежился.
— А… а давайте проверять не станем? А то может, у меня тоже дар не открывается и вообще… быков-то нет. Нет быков, нет щита! Вот…
— Ладно, — Ариция поднялась и оправила складки платья, которое шло ей куда больше прошлых кружевных тряпок. — Это все, конечно, вдохновляюще, но… все равно, как круг-то строить?
— Все просто. Если верить хроникам. Вы должны собраться в месте силы, там, где первозданной тьмы больше всего, и соединить кровь и помыслы воедино. И тогда дары ваши сольются, и воля станет единой. И не будет никого, способного устоять пред ней.
— Чудесненько, — Ариция и в ладоши хлопнула. — Всего-то и надо… ну, тогда пошли, что ли? Чего время зря терять?!
Глава 29. Где путь куда-то продолжается
«И сказал купец, что средь товаров его есть меха разные, шкуры лисьи да куньи, а еще собольи, равным которых нет. Есть ткани найчудеснейшие из земель Хинда, шитьем да жемчугами украшенные. Есть каменья со дна кипящих озер. Есть злато и серебро. И по слову его выносили немые слуги товары, укладывая их пред юной герцогиней. А та глядела, не в силах выбрать. Купец же, видя то, усмехнулся. И сказал, что есть у него нечто совершенно особое. Зеркало, что сохранит красоту и юность».
Сказка о волшебном зеркале и ведьмином сыне, купцом привторявшимся
Зеркало все же треснуло.
А потом вовсе взяло и осыпалось. И следом открыла глаза Теттенике. Взор её был туманен, а на губах играла улыбка.
Захотелось отвесить пощечину.
— Ты… — она протянула ко мне руку, и смуглые пальцы, жесткие пальцы, коснулись щеки. Я с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть. — Ты знаешь…
— Что мы все умрем?
— Оказывается, я могу менять… они хотели уйти. А я не дала. Нельзя. Если мы уйдем, то все. Мир треснет. Я думала, что его демон уничтожит, а он просто раз и все…
Она моргнула, а взгляд обрел некоторую осмысленность.
— Знаешь. Вот то, что с тобой происходит, оно меня нервирует, — сказала я честно.
— Извини. Я просто… я взяла и связала. Ниточки. Если успеть собрать все, может, и получится.
— А может, и нет?
— Может. Но они там. Мы тут. Я еще не все понимаю.
Кто бы тут что понял-то.
Ладно, мы живы, и это уже хорошо. Ричард тоже жив, и это тоже хорошо. Остальные… буду надеяться, что и они живы. Очень надеяться.
Но дальше-то что?
Ничего хорошего.
— Ты… как вообще? — я поглядела на Теттенике.
— Нормально, — протянула она, в очередной раз носом шмыгнув. — Сопли только.
Ну да, сопли изрядно портят общую героичность момента.
— Надо идти. Пока светло.
А куда?
Ричард… где-то там. А где там? У меня ни плана города, ни вообще понимания, где находимся.
— Надо, — Теттенике попыталась высморкаться и пальцы вытерла о стену. — Что? Все равно грязная, но хотя бы без пыли…
Ну да. Пыли в доме не осталось. Подозреваю, что вообще… а вот зеркало поискать стоит. Небольшое. Такое, чтобы с собой взять.
— Площадь, — Теттенике прикрыла узкие глаза. — Надо выходить на площади. И к храму. Там все.
И всё. И все.
Демоница.
Младший бог, который, пусть давно уже не показывался, но стоило вспомнить эти вот ясные синие очи, и желание спасать мир пропадало напрочь.
Пентаграмма.
Шиповник, колючки которого похожи на мечи.
И… и остальные туда же придут. В этом я не сомневалась.
— Тогда… пошли, что ли? — Теттенике поглядела в окно.
— Пошли, — легко согласилась я. — Только ребят позвать надо… знаешь, а ты не видела, что с ними будет?
