Не только он.
— Вы… видите? — тихо спросил Ричард.
— К сожалению, — глухой голос Командора донесся сквозь ропот толпы. — Их не существует. На самом деле. Это… это просто память.
— Чья?
— Людей? Города?
— Слава Императору… Слава…
— Идем, — Ричард мотнул головой. — Надо… добраться…
Как ни странно, но призраки не мешали. Они растворялись, чтобы вновь обрести плоть, но уже чуть в стороне. И отряд двигался, оставаясь словно бы вовне.
Два времени.
Два времени не смешаются воедино.
— Вперед… — голос брата Януша на мгновенье перекрыл прочие звуки. — Ишь, разглазелись… голых баб не видели, что ли?
— Таких не видели…
Помост возвышался там, у Императорской дороги.
Огромный, построенный для события великого, он сиял золотом. Груды цветов перед ним медленно умирали на жаре. Перед цветами кружились в танце женщины.
— Тогда шагу прибавь! Подойдешь ближе, будет лучше видно. Ать-два… ать-два…
— Слава Императору!
— Тьма беспокоится, — это уже Артан, в руку которого вцепилась та, что надела лицо Теттенике. И теперь это лицо было искажено мукой.
Притворство?
Или… тьма и вправду волновалась. Она ощущалась Ричардом этаким морем, безбрежным, бескрайним, хранящим в утробе своей ураганы.
— Невыносимо, — севшим хриплым голосом сказала Теттенике. — Так стучат…
— Не слушайте.
— Слава! — рев оглушил, и два времени едва не слились воедино. А на помосте показался Император. Странно, Ричард ждал чего-то… кого-то… более впечатляющего, что ли? Этот же… невысок. Сухощав. В золоченом доспехе, который тоже странен. Сияющий нагрудник. Алый плащ, закрепленный двумя фибулами в виде львиных голов. И короткая… юбка? Или как это называется.
Голые ноги.
Поножи, тоже золотые и со львиными головами. Львы скалятся.
Он кажется босым, но потом Ричард замечает веревочки, что опутывают голени. Веревочки тоже золотые. А на голове Императора — венец.
— Слава, Слава… — толпа беснуется.
И тьма с нею.
Ведьма шипит… и из носа, из ушей её идет кровь.
— Замолчите! — визг её почти не слышен. Но Артан хмурится и смотрит. На Ричарда. Надо что-то… что?
Ричард качает головой и протягивает ведьме платок.
Не сейчас.
…Император простирает руки над площадью, и крики стихают. Воцаряется тишина. Но ей веры нет. Люди смотрят. Жадно. С надеждой.
— Сегодня, — усиленный магией голос разлетается над площадью. — Особый день! День, когда я…
Он красиво говорит.
Завораживающе.
И руку подает, помогая деве выбраться из паланкина. Она вот прекрасна. И красота эта заставляет толпу податься вперед. А дева знает о своей силе.
Она стоит, опираясь на руку Императора, придерживая округлившийся живот.
— …и уже сегодня Империя совершит прорыв…
— Пусть замолчит… пусть… не смотрит… она пусть не смотрит, — ведьма съеживается и не падает лишь потому, что Артан Светозарный подхватывает её. Во взгляде рыцаря видится недоумение.
Ричард и сам не понимает.
— Вперед, — он решается ступить на камни. — Смотреть можно долго. Идем. Плотнее. Теснее. Легионеры по краю.
Толпа остается вовне.
А они… идут.
Сквозь призраков минувшего, сквозь горький туман. К серебру щитов, которые кажутся обманчиво близкими. Но идут.
— …веселитесь же! Славьте мою дорогую жену!
Толпа кричит.
А щиты…
Еще немного. Светозарный подхватывает сомлевшую ведьму, закидывает её на плечо. И корона вспыхивает злым светом. Ведьма же слабо дергается, но замирает.
— Она живая?
— Кто ж знает, — Артан держится рядом. — Не знаю… мне тут… такое чувство, не знаю… с одной стороны почти как там, будто я домой вернулся. А с другой… будто в этом доме кто-то нагадил.
Император подводит супругу к паланкину и заботливо помогает сесть. Он что-то говорит, не расслышать, что именно, но женщина смеется. Она запрокидывает голову, проводит пальцем по бледной шее, и кажется, что от этого прикосновения остается след.
Паланкин подхватывают.
И процессия удаляется. А на помост взбегают девы в полупрозрачных нарядах. И грохот барабанов спешит задать ритм.
Радуйтесь.
Веселитесь.
Немного осталось.
— Этот император, к слову, на тебя похож, — заметил Артан.
— Не удивительно, — Лассар рядом. Он все еще держит руку на мече, хотя с кем здесь сражаться. С призраками?
— Почему?
— Потому что Ричард — его прапрапра… в общем, какой-то там внук. Хотя крови и капля, но все же есть.
Ричард хмыкает.
Внук?
Пра-пра-пра-какой-то? Было бы чем гордиться. Да он и не гордится. Он просто… идет себе. К щитам. Вслед за процессией. Почему бы и нет? Призраки расступаются, повинуясь Легионерам Империи. Тем, что живы и сильны. И… в них тоже почти ничего человеческого.
— Они ведь…
— Не люди, — согласился Лассар. — Но это личная гвардия Императора. В нее попадали избранные. Самые сильные. Самые быстрые. Самые… умелые. Вот и старались.
Одинаковые лица.
Одинаковые одеяния. Но… если подумать, то Легионы Ричарда ничем-то не отличаются. Или все же есть разница? Почему это так важно вдруг?
Легионеры… они соглашались служить. Добровольно.
При жизни.
Это… честно? Да ни хрена подобного. Никто из них не знал сути обряда. А если и знал, то знание — одно, понимание — совсем другое. Им рассказывали, да. Но в словах это не страшно.
Остаться.
Обрести силу. Неуязвимость. Защищать тех, кто дорог. Всегда были те, кто дорог.
— Ричард! — голос Светозарного выдергивает из мыслей, когда Ричард почти уже понял что-то неимоверно важное.
Злит.
Как же он злит!
— У тебя глаза светятся.
— Это… просто…
…тьма смеется. Неужели Ричард и вправду думал, что она оставит свою любимую игрушку?
— Шаги считай, — посоветовал Командор. — И потом обратно. От сотни до единицы. Поможет держать концентрацию. А её не слушай. Все одно ничего хорошего не скажет.
— И тебе?
— И мне. Обещает силу. Возвращение. Что я смогу очистить город. Возродить его в былом величии. Только на хрен такое величие…
