— Когда… меня не было, когда ты ушла.
Свен? Младший внук Ворона? Он… он и вправду отправился куда-то на восток, искал новые пути и рыбу. И море чистое. Или еще что-то, одному ему понятное.
— Я вернулся, а мне говорят вон, что тебя в жены отдали. В Проклятые земли. И дед за тобой отправился. А на островах эти… пришлые. Козлятников понастроили, коз завезли и всеми командуют. Батюшка твой им едва ли не кланяется, да…
Разве это возможно?
Разве… Брунгильда погладила шкуру. Медвежья… и медведь белый. Правильно, не на восток он ходил, а к северу, туда, где море сковывают сизые льды. Верил, что меж ними есть тайный проход, который ведет к благословенным землям вечного лета.
Трижды ходил. И трижды возвращался с неудачей.
А потом пропал.
Конечно, он ведь…
— Ты пропал.
А шкура мягкая. Настоящая.
— Почти, — он усмехнулся и повернулся. — Видишь?
Половина лица его была расчерчена шрамами. И глаз вытек. Глядеть страшно.
— Попали мы. В ловушку. Прошли по протоку, а льды возьми и сомкнись. И думал, что уже все… жили… как-то выживали, но чудом. Еще зверь этот. Повадился ходить. Там белое все… — он замолчал, Свен, который был героем, еще когда она, Брунгильда, в детской рубашонке бегала. — Словно дух…
Духи.
Это духи наворожили. И… надо выбраться. Отсюда. Только не хочется, потому как тепло. И ложе мягко. От него пахнет травами, которые она… собирала?
Да, раньше.
Как и любая девица, которая заботилась о доме. Серая пахучка — чтоб насекомые не завелись. А еще вереск и махонькая, сизая, но очень ароматная полушка.
— Я его одолел, но и он меня подмял. Чудом выжил. Местные помогли. Они за нами следили, а мы их и не замечали, да… они полагали зверя порождением злого бога. А меня, стало быть, в герои возвели. И вылечили. И потом помогли к воде выбраться. Там уж мы и вернулись. И увидели это вот все…
— Не помню.
— Куда тебе… ты ведь тоже… я как узнал, сказал своим, что за тобой иду. Где это видано, чтобы Дети моря дочерей бросали? И чтобы становились козлопасами… еще и выходило-то хитро. Вроде мы работу работаем, а прибыток весь — купчишке этому… и наемников поставил. А те постепенно осмелели.
Дерьмо.
Если так, то полное.
— Отец твой заболел вдруг ни с того, ни с сего. Братец, сама знаешь, мал. Морваг хотел было круг созвать, чтоб нового выбрать конунга, но сам помер. Так мне сказали.
— И ты…
— И конунга выбрали. Ихра.
— Что?
Он же… нет, он парень неплохой, да уж больно боязливый. И умом не блещет, если вовсе не сказать, что материным живет.
— Вот-вот… матушка его с этим, с купчишкой, жила открыто. А что, ей можно, честная вдова. Как Ихра стал конунгом, разом принялся порядки новые заводить. А кто не согласный, тому по старому обычаю — лодку и копье. И пусть сам себя в море кормит.
Неужели… нет, отец не допустил бы такого! В жизни.
— И ты…
— Вызвал его на бой. По старому обычаю. Раз уж конунг, то пускай доказывает, что по праву зовется… ну а дальше не интересно.
Интересно.
И… свет ложится на смуглую кожу, на шрамы. И кажется, что каждый из них знаком Брунгильде. Тянет коснуться. И она касается. Кожа теплая, и Свен улыбается так, виновато.
В чем его вина?
…нет его. И дома этого. И морок… просто морок.
— Пытались воевать, но нашим всем крепко поперек горла стало, да… с чего терпели — сами не понимают. Я как Ихра одолел, то и свистнул. И поднялись… выперли, значит, этих, купцовых, с острова. А кто не захотел, тот остался. Пепел землю добре кормит.
Только…
— Море возрождается, Брун. Воды перестали быть красными. И той зимой пришла рыба. А за ней — косатки. И ты вернулась…
— Я…
— Золота привезла. Много золота. Столько, что корабли едва дошли. И деда сказывал, как вы ходили в Запретный город.
— И…
Ходили. А потом… что было потом?
— И повергли древнего демона. Ты сама вырезала ему сердце.
— Ей, — тихо поправила Брунгильда, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. — Это она…
— Не важно. Главное, что у вас получилось. И Проклятье с земель спало. Мы теперь торгуем. Твоего золота хватило, чтобы выплатить все долги.
Неправда.
Нет этого. И… и так тянет поверить.
— Я к тебе долго не решался посватать, такою грозной ты была. А я вот, — он прижал ладонь Брунгильды к изуродованному лицу. — Урод… на тебя все заглядывались.
И не считали проклятой?
Хотя… если с золотом… золото обладает чудесной способностью избавлять от проклятий. Особенно, когда его много.
— Дед помог. Дед…
— Он…
— Живой. Что ему сделается. Прадедом вот снова стал. Теперь рассказывает нашему сыну сказки про Проклятый город и его чудеса…
Неправда.
Брунгильда закрыла глаза, пытаясь унять боль в груди.
Неправда.
Или… может, все на самом деле было именно так? Она одолела демона. Спасла мир. Вернулась. С золотом… золота в городе хватает. Она вышла замуж.
И родила ребенка.
Разве не о том ей мечталось? Разве… разве можно желать иной судьбы? И теперь вот отказываться от неё?
— Неправда, — тихо сказала она, страшась взглянуть в глаза человеку, которого… любила? Могла бы любить? Как понять, что настоящее, а что нет. — Я еще не вернулась.
— Вернешься.
— А ты…
— И я. Мы вдвоем вернемся. И встретимся. И все будет именно так, как я обещал. Я… сейчас где-то там, среди льдов. Лежу в горячке. И жить хочу. Скажи мне, чтобы я выжил.
— Выживи. Пожалуйста.
— И ты тогда выйдешь за меня замуж?
— Обязательно.
— И вернешься… ты победишь демона, Брун. И вернешься… с золотом… вернешься и снова всех спасешь.
Его голос звучал в ушах, а щека помнила прикосновение чужих пальцев. И из глаз текли слезы.
— Всего-то надо… убить демона.
Всего-то…
— Ради нас всех… и ради мира…
Брунгильда выдохнула и решительно потянулась к нити, которая тотчас возникла перед ней. Вернется… она обязательно вернется.
Живой.
Хотя бы затем, чтобы убедиться: все ложь. Про отца, купца, коз этих треклятых… что… все дома хорошо. А когда убедится, велит собрать корабль. И отправится на Север. Ибо где бы он ни был, Свен, внук Ворона, Брунгильда его найдет. От женщины, которой позволили на мгновенье быть счастливой, еще никто не уходил.
