Поднявшись из-за стола, Фрэнки вышла в коридор и спустилась по винтовой железной лестнице в гостиную. Она едва успела сказать «алло», прежде чем динамик разразился сердитой скороговоркой.
– Могла бы рассказать, что к тебе на край света телефон проведен, а не ждать, пока я сам обо всем узнаю от твоей подруги, – тараторил мужской голос. – Кто вообще в такое время ездит в Венецию? Не понимаю я тебя.
Фрэнки улыбнулась.
– И тебе не хворать, Гарольд.
– Я надеюсь, – отозвался редактор, – что ты наслаждаешься жизнью в своем необъятном палаццо. Судя по рассказам, ты роскошно устроилась. – Он на мгновение умолк. – Про книгу и спрашивать боюсь.
– Какую еще книгу, Гарольд?
Перед глазами так и вставал его образ – наверняка сидит, обхватив руками голову (именно эту позу Гарольд неизменно принимал в минуты отчаяния), а между пальцев дымится зажженная сигарета. Фрэнки отчего-то испытала смутное удовольствие, вспомнив, как часто доставляла ему неприятности. Гарольд был невысок и лыс и носил очки с толстенными стеклами, из-за которых казалось, что он без остановки моргает, но не стоило делать выводы о его профессиональных достоинствах по неприметной внешности. Среди коллег он слыл человеком предприимчивым, если не беспощадным. Фрэнки давно перестала вести счет ссорам, столько их было за годы, но после каждой все сильнее к нему привязывалась. Привыкла воспринимать Гарольда не как редактора, а как брата. И, хотя о жизни в больших семьях она знала лишь понаслышке, ей представлялось, что любой старшей сестре время от времени хочется придушить надоедливого братца не меньше, чем ей порой хотелось придушить Гарольда.
– Хоть какую-нибудь, Фрэнки.
В ответ она промолчала. С ее приезда в Венецию прошло всего несколько недель, к тому же они заранее договорились, что ей нужно взять паузу, отдохнуть, восстановиться – оставить этот год позади.
– Когда тебя можно навестить? – спросил он, решив сменить стратегию.
– Зависит от того, – ответила Фрэнки, – с какой целью.
– С целью проведать, дорогая. Убедиться, что у тебя все хорошо.
– У меня все хорошо. Это я тебе могу сказать и по телефону, совершенно необязательно прыгать в самолет и тащиться на другой конец света. – Она сощурилась. – Что тебе на самом деле нужно?
На том конце установилась тишина, и Фрэнки на мгновение заподозрила, что Гарольд повесил трубку, этим не раз заканчивались их особенно бурные разговоры, но тут послышался вздох досады, а за ним последовали слова:
– Было бы здорово обсудить книгу. – Он ненадолго замешкался. – Ты нам должна еще одну рукопись, моя дорогая.
Да, еще одна рукопись, а потом… Впрочем, про «потом» она не хотела даже заикаться, боясь услышать в ответ то, о чем и так давно догадывалась.
– Я тебе все покажу, когда будет что показывать, Гарольд. Когда допишу. Когда книга будет готова.
Он снова тяжело вздохнул.
– Фрэнки, времена Эмили Дикинсон прошли.
– И что ты этим хочешь сказать?
– Что нельзя запираться на чердаке и бесконечно высиживать свои сочинения, а потом вылезать оттуда с готовой книгой. Позволь мне помочь.
Но Фрэнки не хотела его помощи, убеждала себя, что такая помощь ей не нужна – в прошлый раз вышло боком. Она аккуратно внесла в текст все изменения и улучшения, которые он предложил, и даже, на свою голову, использовала его идею для концовки, о чем Гарольд никогда не уставал напоминать. И поначалу Фрэнки была ему благодарна, она даже взбодрилась от совместной работы над книгой. Но на первом же мероприятии по случаю публикации Гарольд принялся с самодовольной ухмылочкой спрашивать всех подряд, как им понравилась концовка. А когда собеседник заверял обоих, что в жизни не видал финала элегантнее, что это изюминка всей книги (так писали в каждой рецензии, и гости, в сущности, лишь повторяли чужие мнения), Гарольд всем телом подавался вперед, подмигивал и доверительно сообщал:
– Это я придумал.
Гостям от этого признания делалось не по себе, или, быть может, они просто не были к такому готовы, слишком уж сильноґ было идеализированное представление о том, как пишутся книги; глаза их удивленно округлялись, и одно неловкое мгновение они в растерянности переводили взгляд с Фрэнки на Гарольда, с писателя на редактора, пытаясь угадать, чья заслуга больше. Не позволяя паузе слишком затянуться, Гарольд со смехом клал руку на плечо Фрэнки и заверял собеседника, что книга – исключительно ее детище. Ей всегда казалось, что голос его в эти моменты звучал чуть громче обычного, густел и слова липли к зубам, точно тягучая ириска.
– Ты хоть что-нибудь успела написать?
– Нет, – солгала она.
Гарольд недовольно буркнул, и Фрэнки, не раз слыхавшая это бурчание прежде, поняла, что наступление закончилось, по крайней мере, пока – надолго он белый флаг никогда не поднимал.
– Раз уж ты не пишешь, надеюсь, хотя бы заботишься о себе.
– Забочусь, – с улыбкой ответила Фрэнки. – Честное слово.
– А что Джек? – спросил он язвительным тоном, не заметить которого было невозможно. – У нее как дела?
– Ради меня лицемерить необязательно, – сказала Фрэнки, прекрасно знавшая, что эти двое терпеть друг друга не могут. Ей всегда думалось, что они попросту соревнуются за главное место в ее жизни; впрочем, когда Джек незамедлительно явилась на ее зов, притащив на хвосте Гарольда, казалось, что общая беда даже их способна принудить к перемирию. Судя по всему, перемирие было временным.
– Мне, знаешь ли, психоаналитик говорит, что надо быть добрее.
Фрэнки с трудом сдержала улыбку, представив себе Гарольда беспомощно распростертым на кушетке.
– Слушай, Гарольд, мне надо в магазин. – Это была почти правда. Она глянула в окно: погода стояла пасмурная, облака висели низко, но дождь вроде бы не собирался – и не соберется еще час-другой, если повезет. – Ты мне звони.
Они оба рассмеялись этим словам, прекрасно понимая, что звонить он будет – хочет того Фрэнки или нет. Едва она положила трубку, как телефон затрещал снова.
– Гарольд? – устало, но с улыбкой ответила она.
На другом конце повисла пауза.
– Алло? – раздался слегка приглушенный голос. – Фрэнсис?
– Да, – ответила она, пытаясь угадать, кто звонит.
– Ой, слава богу! Я уж боялась, что не туда попала. – В динамике что-то захрустело, и Фрэнки отодвинула от себя трубку. А когда снова приложила ее к уху, голос сообщил: – Это Гилли.
Она не сразу узнала имя, но тут в памяти всплыла девушка с рынка, неотвязная тревога после встречи с ней, и Фрэнки сама себе удивилась – как могла забыть?
– Я насчет кофе звоню.
– Кофе? – переспросила Фрэнки и в это же мгновение спохватилась: а ведь верно, я обещала, что найду время встретиться. Она мельком задумалась, не получится ли отвертеться, сослаться на дела, о которых вспомнила только сейчас. Но отчего-то решила, что девица непременно ее раскусит, и к тому же любые отговорки лишь отсрочат неизбежное.
