– А если и этого недостаточно, чтобы меня приняли, – она извлекла бутылку виски, – готова поспорить, что в баре у вас шаром покати.
После секундной заминки Фрэнки посторонилась, пропуская ее внутрь. Переходя затопленный двор вброд, они держали ладони над головой в безнадежной попытке защититься от дождя.
Едва оказавшись в гостиной, Гилли бросилась к камину.
– А где ваши друзья?
– Боюсь, вы с ними разминулись. Они утром уехали в Любляну.
– Держу пари, погода у них там получше, чем у нас.
– Пожалуй, – согласилась Фрэнки, наблюдая, как Гилли стягивает чулки и туфли. Покончив с этим, девушка рухнула на диван и подтянула под себя мокрые ноги так непринужденно, словно в ее визите не было решительно ничего необычного, словно сцена, разыгравшаяся в этой самой комнате меньше двух суток назад, ничего не значила.
– Кажется, – скрестив на груди руки, начала Фрэнки, – вы хотели что-то мне сказать?
– Сначала я вам загадаю загадку, – тут же сменила тему Гилли. – Как по-вашему, сколько раз в «Макбете» произносят слово «кровь»?
– Гилли.
– Правильный ответ: сорок два.
От вина у Фрэнки мутилось в голове, путались мысли. Она попыталась вспомнить, зачем вообще открыла дверь, зачем впустила чужого человека в дом, который уже привыкла считать своим.
– Гилли, – повторила она. Испуганной девушка не выглядела – вряд ли хоть что-то на свете способно ее испугать, – но, по крайней мере, виноватое выражение лица казалось неподдельным. – Вы вроде бы хотели извиниться.
Та кивнула, словно собираясь с духом.
– Я много об этом думала и не помню, чтобы открывала окно, Фрэнсис. Но если так вышло, мне очень-очень жаль. Честное слово. Вы ведь знаете, я ваша преданная поклонница, мне бы и в голову не пришло уничтожить вашу рукопись. Это так ужасно, что она погибла. – Гилли на секунду замешкалась. – Вы много успели написать?
– Уже заканчивала, – ответила Фрэнки.
Гилли закрыла лицо руками:
– О боже. Фрэнсис, я даже не знаю, что сказать, как вымолить у вас прощение.
Фрэнки отвернулась к окну. Вспомнила о страницах, которые теперь лежали на дне канала, если от них вообще что-то еще осталось. От одной мысли она содрогнулась. Тряхнула головой, пытаясь прогнать винный туман.
– Так почему вы с самого начала этого не сказали? – спросила она.
– Я при вас ужасно нервничаю, Фрэнсис. Никогда не знаю, что говорить.
Глядя ей в глаза, Фрэнки будто впервые осознала, насколько Гилли молода, и сердце необъяснимо сжалось. Она открыла рот, но не вымолвила ни слова, онемев от стыда за то, что, по меткому выражению Джек, в очередной раз заблудилась в закоулках собственного разума и упорно выставляла Гилли злодейкой, хотя роль была явно из чужого амплуа. Как ей удалось принять столь очевидную случайность за коварство?
– Давайте я вам налью чего-нибудь выпить? – Голос Гилли едва заметно дрогнул. Она вытянула вперед руку. – Пожалуйста, забудем об этом, хорошо? Мы так прекрасно проводили время вместе, нельзя, чтобы одно-единственное недоразумение все испортило. Пожалуйста, можно я вам чего-нибудь налью?
Еще час назад Фрэнки с уверенностью заявила бы, что в жизни больше не согласится принять бокал из ее рук, но некогда твердая решимость поминутно таяла, размягчалась, как неизбежно происходило всякий раз, стоило Гилли оказаться рядом. И чем эта несносная девица ее подкупала? Почему все время заставляла сомневаться? Фрэнки, привыкшей держаться своих суждений, подобные метания были совершенно не свойственны. Она с кивком опустилась на диван, а Гилли, достав два стакана, плеснула в каждый из них виски и, помедлив, добавила еще понемногу.
– Будете по ним скучать?
Осознав, что реплика предназначалась ей, Фрэнки подняла глаза:
– По кому?
– По вашим друзьям. Джек и этому, как его там.
– Леонарду, – подсказала Фрэнки, замечая, что впервые произносит его имя с нежностью. – Так ведь не навсегда же они уехали.
Гилли дернула плечами:
– Я бы расстроилась, если бы мои друзья меня бросили.
– Вот дуреха, – почти ласково сказала Фрэнки. – Никто меня не бросил. Они с самого начала собирались в Любляну.
Поразмыслив, Гилли вручила ей стакан, плюхнулась на диван и снова поджала ноги.
– Получается, теперь вы целиком в моем распоряжении. – Она бросила взгляд в угол, где стоял неразобранный чемодан. – Если, конечно, вы сами не собираетесь уехать.
– Да я пыталась. Дотащила этот чертов баул до самого вокзала, а там мне сказали, что из-за погоды все поезда отменили.
– Но почему?
– Почему я хотела уехать? – Причины пронеслись у Фрэнки в голове: ссора с Джек, силуэт в окне, обманчивая, зыбкая тишина, расползавшаяся по углам палаццо. – Наверное, просто поняла, что пора.
– Мне будет вас не хватать, если вы уедете, – сказала Гилли. – Мы тут как будто в своем собственном мирке живем, правда? Лондонская суета в одночасье его разрушит, совсем не хочется туда возвращаться. Не знаю, понятно ли, о чем я.
Фрэнки не сумела подобрать слов, чтобы объяснить, насколько ей знакомо это чувство, и потому лишь кивнула.
После этого они говорили обо всем и ни о чем, Гилли рассказывала о своей семье, вспоминала истории из жизни. Выяснилось, что она единственный ребенок, о чем, конечно, нетрудно было догадаться. Отец ее, некий Ларсон, – надо думать, и Гилли носила ту же фамилию – владел журналом, который унаследовал от своего отца, а мать работала в этом журнале старшим редактором, прежде чем променять карьеру на замужество и воспитание дочери.
– Она, должно быть, интересная личность, – прокомментировала Фрэнки.
– Это она меня с юности побуждала писать. Наверное, не думала, что я настолько увлекусь. – Гилли смотрела в огонь. – А теперь все больше соглашается с папой. Он считает, что пора бы мне уже заняться делом. Замуж выйти, например.
Фрэнки рассмеялась.
– Он не возражал, пока я писала рассказы под псевдонимом. Думал, побалуюсь и брошу. А вот мысль о публикации романа у него восторга не вызывает. – Она состроила недовольную гримасу. – Боится, меня после этого замуж не возьмут.
– А вы что думаете?
– Что это сплошное мракобесие, к тому же мне мало быть просто женой. – Ее, казалось, поразила собственная дерзость. – Поэтому я с ними не очень лажу, даже с мамой. Не понимаю, как можно было пожертвовать своей жизнью, своими амбициями ради других. Жаль, что я не знала ее молодой, пока она еще не превратилась в строгую, чопорную леди и не взъелась на меня за то, что я таковой становиться не желаю. – Гилли повернулась к Фрэнки: – Остается только гадать, что бы она сказала про вас.
– Почему это?
