Девушка, похоже, решила, что ослышалась.
– Фрэнсис?
– Меня зовут Фрэнки! – огрызнулась та, прижимая кончики пальцев к вискам. – И я сказала, что хочу, чтобы вы ушли, – повторила она громче.
Гилли повернулась к окну:
– Но там же льет как из ведра.
Фрэнки ничего не желала слушать. Она не собиралась больше терпеть эту зарвавшуюся девицу у себя в доме, она хотела остаться одна, и немедленно.
– Я сказала, вон!
Гилли вздрогнула, но так и осталась стоять в замешательстве, будто сомневалась, что Фрэнки говорит всерьез. А потом вдруг принялась спешно собирать вещи. Фрэнки следила взглядом за ее лихорадочными движениями, а когда та вышла из гостиной, направилась следом. Она хотела убедиться, что Гилли и впрямь уходит, хотела собственноручно запереть за ней дверь, раз и навсегда.
Уже во дворе, спускаясь по ступенькам, Гилли замерла и обернулась. Обе успели промокнуть под дождем, девушка тряслась от холода.
– Фрэнсис, я понимаю, что огорчила вас. Не совсем понимаю, чем именно, но вижу, что это так. Пожалуйста, пожалуйста, давайте вернемся и все обсудим.
Где-то в глубине души Фрэнки хотелось уступить, откреститься от собственного гнева, убедить себя и Гилли, что ей плевать и на эту чертову рукопись, и на желающих ее опубликовать. Но публикация досталась Гилли по блату, и от одной мысли об этом у Фрэнки все закипало в груди, ведь ей когда-то приходилось писать ночами, редактировать почти в полной темноте – все деньги уходили на еду, платить за электричество было нечем. А этой девице все преподнесли на блюдечке, и так будет всегда – вот чего Фрэнки не могла вынести, что-то внутри дало трещину, и неистовая ярость, которую за день до этого ей с трудом удалось обуздать, теперь грозила захлестнуть ее с головой.
– Фрэнсис, прошу вас, не будем расставаться так, – взмолилась Гилли. – Я проделала огромный путь, чтобы вас разыскать.
Всего мгновение Фрэнки думала, что ослышалась, что дождь и ветер исказили слова, слепили из них совсем не то, что на самом деле прозвучало, или, быть может, она неправильно поняла и Гилли имела в виду вчерашний вечер, долгую дорогу до палаццо под проливным дождем. Но у той вдруг переменилось лицо – спохватилась, что сболтнула лишнего, – и Фрэнки обо всем догадалась.
– В тот день, – начала она, – у рынка…
– Я вас тогда ждала, – попятившись, созналась Гилли.
У Фрэнки перехватило дыхание.
– Зачем? – воскликнула она, чувствуя, как слово вибрирует в горле, то ли от холода, то ли от чего похуже. И взялась за перила, чтобы не потерять равновесие.
– Позвольте, я объясню, Фрэнсис…
– Я хочу знать зачем, – настаивала Фрэнки.
– Честное слово, Фрэнсис, вы все неправильно поняли. – Гилли нервно, фальшиво рассмеялась. – Я приехала за несколько дней до нашей встречи и все искала вас в городе. Уже решила, что перепутала адрес или даты. Что вы остановились в другом палаццо или вообще передумали. – Она говорила торопливо, порывисто, будто не могла сдержаться и слова сами собой срывались с языка. – Я так волновалась в эти первые дни, но потом нашла вас. Заметила у моста Риальто. Даже не сразу поверила своим глазам, вы выглядели точно как на фотографии. Ужасно странно было видеть вас живьем, всего в двух шагах. – Она с улыбкой взглянула на Фрэнки. – Выходит, не зря я потратила столько времени, не такая уж и дура, что приехала в Венецию. Казалось, сама судьба нас свела.
– Судьба, – бесцветным голосом повторила Фрэнки, гадая, понимает ли Гилли смысл этого слова.
– Фрэнсис, – сказала та, подходя ближе.
Фрэнки сделала шаг назад.
– Зачем вы здесь? – снова спросила она, уже не веря, что когда-нибудь получит честный ответ. Надо избавиться от этой девицы – сейчас же. Фрэнки лихорадочно огляделась по сторонам. Бежать в палаццо не имеет смысла, она вряд ли успеет подняться на третий этаж и запереться в спальне, в этих-то безразмерных резиновых сапогах, да еще с больной ногой. Гилли ее наверняка нагонит. Лучше спуститься во двор, использовать элемент неожиданности, выгадать себе минутку-другую на размышление.
– Фрэнсис, – просила Гилли, – выслушайте меня, позвольте объясниться.
Нет, хватит с нее объяснений. Больше ни единому слову этой девицы Фрэнки верить не собиралась – да и как можно ей верить? С самой первой встречи она только и делала, что лгала, притворялась, выдумывала одну небылицу за другой. Так зачем же Фрэнки замерла на месте, глядя на нее широко распахнутыми глазами, точно ждала продолжения?
Она сорвалась с места. Бросилась вниз по лестнице, не обращая внимания на боль в лодыжке, не позволяя себе ни на секунду остановиться или сбавить темп, понимая по звуку, что Гилли бежит следом.
– Фрэнсис, – кричала она. – Куда вы?
Всего через пару мгновений они оказались у подножия лестницы, и Гилли в несколько шагов обогнала Фрэнки, остановилась перед дверью, ведущей на улицу, к спасению. В отчаянии бросив взгляд на ворота, за которыми плескался канал, Фрэнки заметила старую гондолу.
– Не двигайтесь! – крикнула она. Голос дрожал, несмотря на все попытки казаться спокойной.
Фрэнки направилась к воротам, с трудом плюхая по колено в воде, она не сводила глаз с Гилли, которая потихоньку приближалась. Холод пробирал до костей.
– Фрэнсис, что происходит?
Почти у цели. Фрэнки спустилась по ступенькам – вода доходила уже до талии – и наклонилась открыть ворота, что было не так-то просто во время потопа, на ураганном ветру.
– Уходите, Гилли! – прокричала она, но грохот дождя поглотил ее слова. Она не ожидала, что девушка послушается, но решила, что нужно на всякий случай дать ей последний шанс. Гондола покачивалась на поверхности воды в паре футов от ворот. Фрэнки колотила крупная дрожь, но она едва замечала. Она гадала, что делать с цепью, есть ли замок, не развалился ли еще от старости и ржавчины. Гадала, как улизнуть от Гилли, которая наверняка попытается ей помешать. И совсем не думала о том, что будет после – куда она отправится и как туда доберется на лодке, которая, если верить Джек, камнем пойдет ко дну.
– Фрэнсис, – начала Гилли, – вы меня пугаете.
Что-то внутри у Фрэнки чуть не взорвалось, она чувствовала, как распирает грудь. Барахтаясь по пояс в вонючей воде, она двинулась к цепи, удерживавшей гондолу. Зуб на зуб не попадал, наверное, ей никогда уже не согреться. Гилли бросилась следом, схватила ее за запястье, совсем как тогда, на рынке. Ладонь была до того горячая – казалось даже, будто девушку лихорадит, – что Фрэнки невольно отдернула руку.
Гилли оступилась, с трудом сохранила равновесие.
Фрэнки сама от себя не ожидала такой силы, да и Гилли сначала растерялась. Но все же опять протянула руку, Фрэнки толкнула ее, и они поменялись местами: Фрэнки теперь возвышалась над девушкой, балансировавшей на нижней ступеньке. Не надо, Фрэнсис, без конца повторяла та, словно это могло что-то изменить, могло спасти ее, спасти их обеих. Но никакие слова были уже не в силах достигнуть разума Фрэнки, переубедить ее. Пока обе барахтались в воде, стараясь удержать равновесие, Фрэнки не чувствовала ничего, кроме горячего, мучительного желания изгнать Гилли из палаццо, из своей жизни. Она снова потянулась к гондоле, но девушка пыталась схватить ее, удержать. Они сплелись в жутком танце, Фрэнки тянула, Гилли толкала, и обе погружались все глубже, пока дождь хлестал по их головам.
