– Мне ты ничего такого не рассказывала.
Фрэнки обернулась и с удивлением обнаружила позади себя Джек. Спустившись со свидетельской трибуны, она так спешила к двери – поскорее убраться из суда, поскорее вдохнуть свежего воздуха и свободы, – что совсем забыла о подруге. Сперва она боялась, что привлечет к себе ненужное внимание, вот так вылетев из зала, но, шагая по проходу, видела на лицах лишь сочувствие и понимание и оттого еще сильнее торопилась оказаться на улице.
В тоне Джек слышалось обвинение, но не злость. Лицо было печальным, она, похоже, не могла смириться с мыслью, что подруга утаила от нее нечто настолько серьезное.
– Я и понятия не имела, что у Гилли есть какие-то проблемы.
Снедаемая чувством вины, Фрэнки пожала плечами:
– Я и сама об этом не слишком задумывалась. Никогда не связывала одно с другим – с ее смертью, я имею в виду. Наверное, должна была, глупо с моей стороны.
– Нет, – поспешно возразила Джек, стиснув ее плечо. – Вовсе нет. Для тебя все это стало потрясением. Откуда тебе было знать, что у нее на уме?
По выражению ее лица Фрэнки угадала, о чем та думает.
– Все, что я там говорила, – правда, но… так было раньше. Теперь я этого не чувствую, уже нет.
Джек, слабо улыбнувшись, кивнула.
– Кстати, спасибо, что не стала называть моего имени. Это ужасно, что я так рада возможности не выходить на трибуну, не отвечать на вопросы на глазах у кучи народа?
– Нет, – заверила ее Фрэнки.
– Пойдем, – сказала Джек, беря ее под локоть. – Пора домой, выпить по стаканчику. После такого нам обеим это пойдет на пользу.
Фрэнки чувствовала теплую ладонь подруги на своей руке. Неуместно было радоваться в такой момент, но она ничего не могла с собой поделать. Словно ослаб тугой узел в груди, и хотелось лишь одного – вернуться домой, в свою уютную, несуразную квартирку, выпить с лучшей подругой и никогда больше не выходить из дому. Само это слово, «дом», казалось таким реальным, что на языке почти ощущался его нежный, сладкий привкус, но, когда они направлялись к выходу, тишину судебного вестибюля вдруг прорезало имя Фрэнки.
Обернувшись, они с Джек увидели, что навстречу шагает женщина лет пятидесяти.
Джек сильнее сжала руку подруги.
– Мать Гилли, – прошептала она.
Фрэнки не видела ее в зале суда и потому представляла мать похожей на дочь – Саския Ларсон в ее воображении была эксцентричной и экстравагантной, совсем как Гилли. Стройная и гибкая, она наверняка одевалась ярко и по последней моде – возможно, даже носила в волосах платок. Но ведь Гилли описывала ее совсем иначе – только теперь, глядя, как она приближается, Фрэнки припоминала это и, следя за ее скупыми, решительными движениями, с удивлением осознавала, как же мало у матери и дочери общего. Саския Ларсон не дополняла мужа, но была его отражением. Седые волосы она стянула в тугой пучок, выбрала строгое черное платье, позволив себе лишь короткую нитку жемчуга в качестве украшения. Она была ниже ростом, чем представлялось Фрэнки, но приближалась с такой неумолимой суровостью, что Джек и Фрэнки невольно поникли, а мать Гилли будто выросла на голову выше обеих.
– Саския, – сказала Джек и, наклонившись, расцеловала ее в обе щеки. – Мне так жаль, дорогая. И Леонард тоже передавал соболезнования.
– Спасибо, – ответила та со сдержанным вздохом и повернулась к Фрэнки: – И вам тоже спасибо… я могу называть вас Фрэнсис?
Она кивнула.
– Спасибо вам за все, Фрэнсис. Я очень благодарна, что вы согласились выступить на слушании. Моя дочь была вашей горячей поклонницей. И я рада, что ей удалось с вами познакомиться перед… – Она осеклась. – Представляю, как много это для нее значило.
– Ну что вы. – Фрэнки помедлила, тщательно выбирая слова. – Могу я вас спросить? – Саския приподняла брови, и, решив, что это можно считать разрешением, Фрэнки поспешно проговорила: – Я все ломаю голову, как так получилось, что меня вообще вызвали? Я имею в виду, откуда в суде узнали, что мы с Гилли встречались в Венеции?
Саския ответила не сразу.
– «Даниэли». Через несколько дней после наводнения там нашли ее паспорт. Увы, больше ничем они нам помочь не смогли. Чемодан и все ее вещи к тому моменту бесследно пропали. Но позже стало известно, что она сделала оттуда несколько телефонных звонков, и у консьержа было записано ваше имя. – Она на мгновение смешалась. – С «Даниэли» у нас был очень странный разговор.
– Вот как?
– Да. – Саския перевела взгляд с Фрэнки на Джек: – Один из коридорных утверждал, будто сразу после наводнения Гилли возвращалась и спрашивала ключ от своей комнаты.
– Действительно странно, – вставила Джек.
– Да, и нам так показалось. – Глаза Саскии снова остановились на Фрэнки: – И, что еще более странно, по описанию казалось, будто он говорит о ком-то другом.
Фрэнки лихорадочно соображала.
– Возможно, он описывал меня, – сказала она наконец.
Саския вздернула брови:
– Вас?
– Да, дело в том, что я там бывала, у Гилли в гостях. Она меня приглашала в бар на террасе. Возможно, он нас перепутал. После наводнения голова у всех была не на месте, – договорила она, поворачиваясь к Джек, как ей подумалось, едва ли не с мольбой в глазах.
Саския некоторое время не говорила ни слова.
– Пожалуй, – в конце концов согласилась она. – Во время дачи показаний вы об этой встрече не упоминали.
– Забыла, наверное. – Фрэнки прижала ладонь к виску. – У меня сохранились довольно путаные воспоминания о том времени. Уверена, вы понимаете почему.
Саския кивнула, не сводя с нее взгляда.
– Я правда очень благодарна, что Гилли выдался шанс с вами познакомиться. Она была просто влюблена в вас… то есть в ваши книги. И так хотела поехать в Италию, чтобы закончить свой роман. Сперва мы от этой идеи были не в восторге, юная девушка одна, в чужой стране, но она настаивала, что только в Венеции сможет писать. Моей дочери было непросто отказать, впрочем, вы, наверное, и сами это заметили. – Она помолчала. – Знаете, я уже не раз задавалась вопросом, не из-за вас ли она так стремилась именно в Венецию.
– Из-за меня? – переспросила Фрэнки, надеясь, что ее голос не слишком очевидно дрожит. – Откуда ей было знать, что я там?
Саския улыбнулась.
– Мир тесен, – пожав плечами, сказала она.
Впервые стало заметно ее сходство с дочерью. Стараясь взять себя в руки, Фрэнки заправила за ухо выбившуюся прядь волос.
– Это правда, – отозвалась она, силясь сглотнуть. В горле словно бы застряло что-то твердое, окаменелое.
Саския указала на дверь позади себя:
– Что ж, мне, пожалуй, пора возвращаться.
– Конечно, – кивнула Фрэнки.
