– Гениальность? – Фрэнки смутно осознавала, что повторяет за ним как попугай, но ничего не могла с собой поделать, слова – те, которые она собиралась произнести, которые репетировала все утро на случай, если услышит ровно то, что услышала, – упорно ускользали от нее.
– Да. Такого от тебя никто не ожидает.
Фрэнки указала на рукопись на столе:
– А это?
Гарольд снова опустил взгляд.
– Это хороший роман, Фрэнки. Только вот…
– Что? – спросила она, так и не дождавшись продолжения.
Он помолчал, словно подбирая ответ.
– Привычный.
– А та рукопись?
– Она эффектная. Свежая.
Долой старье, мрачно подумала Фрэнки. Вот в чем вся суть, просто Гарольд слишком добр, чтобы сказать об этом прямо. Наверное, поэтому он и ухватился за рукопись Гилли – из любви к Фрэнки, из желания уберечь ее от выбраковки, которая, видимо, ждала в самом ближайшем будущем. Ах, если бы только можно было принять его помощь. Вот бы сейчас кивнуть, улыбнуться, притвориться, не чувствуя ни вины, ни сожалений, что она действительно создала эту рукопись. Вот бы забыть о Гилли и обо всем, что произошло в Венеции. Но Фрэнки не могла да и не хотела так поступить.
– Нет, Гарольд.
– Нет? – в замешательстве спросил он.
– Я хочу опубликовать этот роман. – Она указала на страницы, лежавшие на столе.
– И, возможно, мы его опубликуем. Дадим ему отлежаться, сделаем некоторые правки и…
– Гарольд, ты меня не слушаешь.
– Нет, дорогая, это ты меня не слушаешь. – Его голос вдруг переменился, Фрэнки очень давно не доводилось слышать от него подобной резкости. – Это я публиковать не буду. Не сейчас.
Решение не стало для нее неожиданностью, но тон на мгновение ошарашил.
– Прости, Гарольд, но я не согласна.
Он вздохнул:
– Мне грустно это слышать.
Фрэнки повернулась к двери.
– Еще кое-что, дорогая. Нужно определиться с названием. – Она не успела и рта раскрыть, как Гарольд покачал головой: – Не трудись, Фрэнки. По договору ты должна нам рукопись. И именно эту рукопись ты сдала.
– Ничего я не сдавала, – взвилась она. – Ты явился ко мне домой и украл ее.
Гарольд лишь отмахнулся.
– Мы уже несколько месяцев работаем над этим романом. Вложили в него кучу времени. И денег. Ты своей рукой подписала договор, в этом самом кабинете. Нельзя сейчас просто взять и пойти на попятный. – Он выдержал паузу. – А если попытаешься, ни одно издательство больше не захочет иметь с тобой дела.
– Гарольд, – дрожащим голосом взмолилась она, – пожалуйста.
Непривычно было просить его о помощи, ведь прежде он всегда легко и охотно предлагал помощь сам, это она вечно отнекивалась, толком не прислушиваясь к его советам. Теперь Гарольд лишь смотрел на нее, будто и не расслышал просьбы.
– Мне жаль, что до этого дошло, Фрэнки, но ты не оставляешь мне выбора. Сама же видишь. – Он кашлянул, прочищая горло. – Так вот, по поводу названия.
Тон снова деловой, мельком подумала она. Как это на него похоже. Пенять остается только на себя – наивная дура, позволила себе забыть, что он за человек, и поверить, будто цель для него не оправдывает средства. Она потянулась за ручкой и написала на странице всего одно слово. Гарольд уставился на него:
– Не понимаю.
Но Фрэнки понимала – впервые с тех самых пор. Удивительно, что этот ответ не пришел ей в голову раньше.
– Это все иллюзия, – сказала она, глядя в глаза своему бывшему редактору. – Той второй женщины на самом деле никогда не существовало.
Гарольд все еще хмурил брови, когда Фрэнки, не дав себе труда объясниться, вышла за дверь. Шагая прочь, она понимала, что развязка уже не за горами.
Она заранее договорилась после визита в издательство пообедать с Джек.
Пришлось позвонить ей на домашний номер из телефонной будки, сообщить, что обед отменяется, передать через Леонарда извинения и насочинять отговорок в ответ на его несколько настороженные расспросы.
В автобусе, по пути в Крауч-Энд, она вдруг рассмеялась. Несмотря на то что находилась в общественном месте и ее окружали люди – автобус был до отказа набит пассажирами. Сдержаться она не пыталась да и не смогла бы при всем желании, эмоции рвались наружу. Фрэнки дернула за шнур, автобус со скрипом остановился. Она понятия не имела, где оказалась, как далеко еще до Крауч-Энда, но это было и неважно. Спускаясь по ступенькам, она чувствовала на себе чужие взгляды. В голову пришла нелепая мысль: а не закрыть ли глаза, не щелкнуть ли пальцами. Может, тогда все закончится.
Но она просто пошла куда глаза глядят.
Хотя была весна, с утра подморозило, и Фрэнки понимала, что надо бы идти домой, что прогулка под ледяным дождем не сулит ничего хорошего, но перспектива вернуться в квартиру не просто не привлекала, но даже вызывала легкую тошноту. Она свернула в парк неподалеку, стремясь убраться подальше от толпы, от зонтиков, запрудивших тротуар. Погода стояла ветреная, накрапывал дождь, и парк пустовал – в такой день мало охотников до прогулок. Фрэнки молча брела, опустив голову, вперив взгляд в землю. Прошел час, затем другой, постепенно опустилась темнота. Она подняла глаза к небу в надежде увидеть звезды, и в памяти вдруг всплыла теплая летняя ночь, целую жизнь назад, когда они вдвоем с матерью сидели в саду с телескопом, жевали печенье и высматривали падающие звезды. Фрэнки сама не знала, сколько прошло времени, чувствовала лишь, что к моменту, когда она наконец решила отправиться домой, руки у нее тряслись, губы онемели, а одежда насквозь промокла.
Быстрее было бы добраться на автобусе или метро, но нырять в толпу незнакомцев не хотелось. Хотелось и дальше перебирать хлюпающими от воды ногами под проливным дожем – такое вот покаяние за грехи. Путь был долгим и трудным. Где-то на полдороге ей вдруг вспомнился тот день в Венеции, во время наводнения, когда она отправилась на вокзал. На мгновение память перенесла ее в холодный, пустой зал ожидания, перед глазами возникло хмурое и взволнованное лицо кассира, который советовал укрыться в безопасном месте.
Можно подумать, это ей в тот день угрожала опасность.
Фрэнки рассмеялась, звук вышел глухой и хриплый – не то кашель, не то рвотные спазмы. Мужчина и женщина, державшиеся впереди, ускорили шаг и перешли на другую сторону улицы. Фрэнки поняла, что, должно быть, похожа на сумасшедшую. Да ведь она и есть сумасшедшая, разве нет? Помешанная – на Гилли и воспоминаниях о Венеции. Хрупкий рассудок снова дал трещину. Всю дорогу она гадала, сможет ли починить его на этот раз.
Остановившись перед входом, Фрэнки оглядела свой дом. Дождь успел превратиться в настоящий ливень. Вода хлестала по плечам, затуманивала взгляд, дом мелькал перед глазами, то исчезая, то появляясь снова. Фрэнки вдруг страшно захотелось оказаться внутри. У горячего камина, от которого расходится волнами жар, заглядывая даже в самые дальние уголки комнаты.
