— Рыженькая, — усмехается Медведь, заглянув под шапочку.
— И сынок тоже, — улыбаюсь я, заглянув под голубую шапочку.
— Ну, у них и шансов-то особенно не было.
— Это да.
Они такие маленькие, совсем крошечные, и я, признаться, даже побаиваюсь брать их на руки. А вот Богдан, кажется, совсем не боится.
— Как думаешь, это они есть хотят? — он кивает на девочку, которая начинает будто бы ловить своим маленьким ротиком его палец, когда Богдан касается её щёчки.
— Наверное. Давай попробуем покормить.
Я усаживаюсь повыше, умостившись спиной на подушки, прикладываю к груди девочку. Мальчик, кажется, задремал. Зажмуриваюсь, когда дочь начинает пытаться добывать себе молоко. Это, блин, больно.
Смущаюсь, когда замечаю, как заворожённо на этот процесс смотрит Богдан. Кажется, будто ему приоткрыли завесу какой-то неведомой тайны, и он очарован тем, за чем наблюдает.
— Слушай, Белочка, а как мы их назовём?
Это может показаться странным, но мы с Богданом даже не перебирали имена во время беременности. Решили, что когда дети родятся, оно само нам в голову придёт.
— Мне нравится Алёнка. Тебе как?
— Нравится, — улыбается. — А парня как? Денис или Борис?
— Денис.
— Или Борис? Мне тоже нравится.
— А мне Денис больше.
— Сложно выбрать. Но пусть будет Дениска.
— Алёнка и Дениска, — склоняюсь к деткам, когда Богдан помогает их поменять у груди. — Мне нравится.
Наступает тишина. Мы просто замолкаем, и нам четверым так хорошо. Дочь, наевшаяся молока, на руках у Богдана, сын у груди у меня.
Четверо.
Счастливы.
Слов сейчас не надо. Мы просто молчим и дышим этим наполняющим нас счастьем, этим спокойствием, ощущением правильности.
Я испытываю благодарность к Богу, к судьбе и… к Коле. Серьёзно. Это было больно — его измена, но спасибо ему. Иначе бы я никогда не позволила встретиться на моём пути такому мужчине, как Богдан.
Поговорку “Всё что случается, всё к лучшему” можно оспорить. Потому что нет ничего хорошего в войнах, болезнях, убийствах, насилии. Но к своей ситуации я её применить могу. Потому что то, как всё сложилось, что казалось мне кошмаром: измена мужа, импульсивная связь с малознакомым мужчиной, незапланированная беременность — всё это вылилось вот в это — в счастливую тишину в окружении любимых людей.
Первые две ночи Богдан проводит со мной. И мы даже успеваем понемногу поспать, потому что малыши ведут себя в основном вполне спокойно. Учимся менять им подгузники, переодевать, заворачивать в пелёночки так, чтобы им было и свободно, и уютно.
От смеси я отказываюсь. Молока к концу второго дня прибывает достаточно, и его хватает на двоих малышей. Позже, конечно, снова введём докорм, если потребуется, но пока что и так справляемся. Едят они часто, особенно Алёна. Дениску даже будить приходится. Но медсестра утверждает, что это нормально. Он был чуть меньше, и ему, видимо, требуется чуть больше времени, чтобы дозреть.
Богдана я на третий день отпускаю. Алиска там два дня одна, да и на работу ему надо. Я понимаю. Выписать нас обещают на пятый день, потому что смысла держать нет. С малышами всё хорошо, вес набирают стабильно, едят активно, УЗИ головок никаких аномалий не обнаруживает, анализы тоже. Правда Алёна немного желтеет, но это, по словам врачей, нормально и лечения не требует.
А малыши словно чувствуют, что их папа уехал. Потому что ровно на третью ночь устраивают мне концерт. Сначала по очереди, а потом и вдвоём, повергая меня в шок. Ещё и, наверное, изменения у меня в организме активные гормональные проходят, потому что после двух часов таких концертов я начинаю реветь.
Ругаю себя, что оказалась слабачкой и плохой матерью, что без Богдана ничего не стою и вообще… И тогда мне на помощь приходит медсестра детского отделения. Она подкармливает детей смесью, пеленает поплотнее и — о чудо! — они засыпают на целых три часа.
Со мной работает консультант по грудному вскармливанию, рассказывая и показывая, как можно управляться с двойняшками, как правильно давать грудь, в какой позе их можно кормить.
— Скажу сейчас то, что обычно консультанты не говорят, — улыбается она в конце нашего занятия, но голос её серьёзен. — Карина, запомните одно: детям нужна здоровая, адекватная мать, поэтому не возводите грудное вскармливание в культ. Докорм или переход на смесь не сделает вас плохой мамой, а ваших детей неполноценными, а вот ваша послеродовая депрессия, вкормленная чувством вины, что вы не тянете гв, может. Сейчас много возможностей для счастливого родительства. Специальное детское питание — одно из них, если выбора нет и молока не хватает.
Я искренне благодарю её, потому что у меня действительно стал внутри царапаться страх, что если я не смогу кормить своих детей только грудью, то сделаю им плохо. На форумах я много чего на эту тему начиталась.
Богдан ко мне больше не приезжает. Хочет, но я убеждаю его, что всё в порядке и мы уже совсем скоро встретимся на выписке. Понимаю, что у него много дел на работе, он и так ушёл от Макарского и теперь занимается только своим ЧОПом. Но и там дел много, бизнес расширяется, приходят новые клиенты, он недавно набрал новую группу парней, за обучением которых внимательно следит сам.
В день выписки с утра я волнуюсь. Быть под наблюдение врачей как-то спокойнее, и мысль, что я окажусь с детьми дома, почему-то пугает. Но я успокаиваю себя, говорю, что обязательно справлюсь, это ведь мои дети. Да и под наблюдением, конечно, всегда быть не получится. Страхи свои надо преодолевать.
Пока медсестра присматривает за малышами, я принимаю душ, сушу волосы, наношу лёгкий макияж. Хочется быть красивой. Надеваю платье, которое приготовила заранее и взяла с собой. И, кажется, немного переоценила, насколько стройной я стану сразу после родов. Но, в принципе, влезаю в него.
Расстраиваюсь, когда мне запрещают снять те самые чулки, которые я надела перед операцией. Они испачканы в кровь немного, и это неприятно. Но врач говорит, что важно не снимать их хотя бы неделю, чтобы избежать осложнений. Потом сжаливается и разрешает дома постирать, подсушить и быстренько надеть снова.
Натягиваю колготки, чтобы прикрыть эти жуткие чулки. Шов на животе, кстати, почти не болит. Даже швы там не снимали, только узелки отрезали, но я всё равно осторожничаю, чтобы не сделать резких движений. Страшновато пока.
Малышей по традиции наряжает в выписные одёжки медсестра. И мне не показывает! Говорит, что я теперь с ними встречусь в выписной комнате.
Когда я ухожу из палаты и прощаюсь с персоналом, ставшим за эти дни уже даже будто родным, когда еду в лифте на первый этаж и иду в сопровождении медсестры к выписной комнате, то испытываю волнение. Сердце стучит быстрее обычного, дыхание углубляется.
