– Прекрасные госпожи, я так безумно рад видеть вас, что даже почти не сержусь за вынужденную остановку. Не могли бы вы объяснить нам причину всех этих действий, кроме того, ваши воины ранили нашего кочегара, а это уже форменное безобразие!
– Безобразие?– произнесла одна из птиц. Она грациозно взмахнула крыльями и спланировала вниз, приземлившись на опушке леса напротив Ибатопэ. У нее был чарующий низкий голос, а в ее роскошной гриве пепельные локоны чередовались с аметистовыми.
– Твой кочегар недолго будет страдать от полученных ран, чтобы он долго не мучился, мы съедим его в первую очередь,– сказала птица и приглушенно засмеялась. Несмотря на пугающий смысл, ее голос и смех завораживали. Оберег, подаренный демоном, Антон благополучно оставил в вагоне. Какое преступное легкомыслие! А ведь его следовало носить не снимая. Скиф вскинул пистоль, и тут птица запела. Ее соплеменницы, поднявшись в воздух, подхватили колдовскую песню. Пистоль выпал из ослабевших рук Скифа, разум покинул его. Он, как, впрочем, и все остальные путники превратился в безвольную марионетку .
Рич и медвежонок, притаившиеся в перелеске, наблюдали за разворачивающимися на их глазах событиями. Но они ничем не могли помочь своим друзьям. На стороне нападавших было явное численное преимущество.
– Мы обязательно что-нибудь придумаем, Клаус! – остановил Рич, рвущегося в бой медведя,– сейчас мы должны разведать, где расположился противник. Какими силами они располагают, и куда собираются увести наших друзей.
Бобратры, а это они, устроившись в кронах сосен, обстреливали из арбалетов пассажиров поезда, спустились на землю, ловко цепляясь когтями за кору деревьев. Они выстроились шеренгой и двинулись за людьми, околдованными пением птиц Сирину. Рич и Клаус крались за ними следом, пока те не вышли на берег лесного озера, такого огромного, что противоположная его Часть еле угадывалась вдали. Людей загрузили на плоты. Бобратры, подхватив привязанные к плотам тросы, быстро поплыли к острову, работая хвостами как турбиной и поднимая белые буруны волн. Медвежонок в бессильной ярости зарычал им вслед. Рич продолжал напряженно думать. Отвлекшись на свои эмоции, они не сразу обратили внимание на красного коршуна, который парил высоко в небе. Коршун начал снижаться, описывая в воздухе широкие круги. Клаус, наконец, заметив пернатого, угрожающе вздыбил шерсть. Медвежонок злобно оскалился и, поднявшись на задние лапы, застыл, приготовившись к бою. Но Рич узнал в хищной птице Сэмуэля Инколу. Той топнул маленькой лапкой, призывая медвежонка сохранять спокойствие. Коршун, ударившись о землю, обернулся человеком. На этот раз Инкола был одет в охотничий костюм из мягкой замши, а на его голове красовалась тирольская шляпа. Надо ли говорить, что вся его одежда была выдержана в красно-коричневой гамме.
– Птицы Сирину атаковали поезд?– произнес Инкола с вопросительной интонацией.
– Зачем спрашивать очевидное?– дерзко ответил Клаус. Перевертыш испытывал, разъедающее душу, чувство вины совершенно, по правде говоря, необоснованное. Из-за этого он злился и готов был сорваться на кого угодно.
Говорить было не о чем. Бобратры перевезли пленников и скрылись за стенами рукотворного острова. Все трое не сговариваясь, стали пробираться к самому берегу, чтобы оценить перспективу и принять какое-либо решение. Деревья подступали здесь к самой воде, любуясь отражением своего золотого и багряного наряда в оливково-серой глади озера. Торжественно застыли величественные сосны, мрачная зелень ветвистых елей, только подчеркивала солнечную желтизну нежных листьев берез.
– Что за серый комок пуха качается вон там на мелкой волне?– заинтересовался остроглазый человек-коршун.
Рич и Клаус переглянулись. Легкий ветерок относил серый комочек все дальше от плотины, прибивая его к берегу, на котором скрывались наши путешественники. Теперь друзья могли уже рассмотреть его получше. Это было, несомненно, маленькое живое существо. Звереныш нырял, надолго скрываясь под водой, и выныривал с пригоршней разноцветных камушков, которыми он самозабвенно любовался, забыв обо всем на свете. Малыш барахтался уже где-то в десятке метров от берега, когда большая темная тень обозначилась под водой, поднявшись откуда-то из глубин озера. Большая хищная рыба двигалась все быстрее, нацелившись на ничего не подозревающего кроху. Бросок, и матерая щука вцепилась в беззащитную жертву. Она готова была утащить свою добычу на дно. Но Клаус молниеносно бросился на спасение малыша, сильная медвежья лапа уверенно зацепила когтями речного хищника, а острые зубы сомкнулись на основании рыбьего черепа. Вытащив убитую щуку на свободный от бурелома участок берега, Клаус, призвав Рича на помощь, принялся освобождать маленького бобратра от цепкой хватки щучьих зубов. Маленький бобратр трясся и тихонько всхлипывал от пережитого ужаса.
– Как тебя зовут, малыш?– спросил звереныша Рич, ласково слизывая льющиеся из маленьких глазок слезы.
– Я девочка, – шмыгнув носом сказала спасенная малышка,– а зовут меня Изабелла. -Правда, что у меня красивое имя?
– Очень красивое, такое же красивое как и ты сама,– ответил Изабелле Рич.
– Почему же ты купаешься здесь одна, подвергаясь опасности? Где твои родители?– строго спросил Клаус малышку бобратра.
Девочка мгновенно смутилась:
– Мне не разрешали плавать в открытой воде,– проговорила Изабелла с раскаяньем,– но я потихоньку сбежала сюда и стала искать красивые камешки. У наших соседей сегодня праздник, они привели пленников, которых они съедят через несколько дней. Мне бывает их жалко, поэтому я и ушла сюда на большую воду.
– Почему птицы Сирину будут есть пленников через несколько дней? Почему не съедят их сразу?
–Они большие гурманы,– печально продолжила малышка Изабелла. Они говорят, что пища должна быть спокойна и счастлива, тогда у нее совершенно изумительный вкус. Для улучшения вкуса они будут кормить пленников сладкими ягодами и плодами.
– Когда они решат, что их жертвы спокойны и счастливы? На какой день птицы Сирину начнут свой пир? – постарался выяснить Рич у Изабеллы,– или у них нет определенного правила?
– Есть,– грустно ответила малышка тойчику,– по прошествии трех дней, на четвертый, не считая дня охоты. Почему все не могут есть ягоды, плоды и коренья как мы? Мир бы стал тогда значительно добрее.
Сэмуэль Инкола внимательно наблюдал за действиями Клауса и Рича со стороны.
– Теперь у вас есть заложник, кандидат для обмена,– констатировал он.
– Принц Скифии не берет в заложники детей,– резко ответил Рич человеку-коршуну. Клаус возмущенно заворчал.
– Я всего лишь высказал одно из предположений,– примирительно произнес коршун,– что же вы намерены делать?
– Поручить тебе доставить малышку родителям,– насмешливо ответил той,– на тебя ведь тоже не действует колдовское пение Сирину.
– Песни Сирину очаровывают только человеческих особей.
– Почему же тогда Ибатопэ тоже оказался в числе пленников?– вмешался в разговор Клаус.
