Дебора бросила очередной зонд. Его показания подсветились на модели ярким витиеватым всполохом, но были забракованы алгоритмом, как противоречащие предыдущим.
– Деб, смести щит на полтора метра вправо.
Это в пределах действия другого щита, так что никакой опасности нет.
– Мик, максимальную мощность на этот щит. Нам надо переместить второй.
Дождаться, когда поле выровняется, и намеченная для второй пластины точка станет плоской.
– Джамиль.
Вместо слов отправить схему желаемого расположения щита в дополненную реальность Ал-Каласади.
– Мик, выровнять мощность.
Теперь на конце прокола, ведущего от катера к центру аномалии, образовалась небольшая сфера.
Дальше ― молча. Слова излишни. Отправить каждому траекторию, по которой надо пройти, и точку, в которой надо встать, с примерным таймингом. Дебора ― слева, Наум ― слева спереди, Джамиль ― справа спереди, Якоб ― справа. Самому тоже двинуться к своей позиции, в центре сферы, чуть ближе к переднему краю, где на границе безопасного пузыря кипит квантовая пена.
Точность модели стала расти, сначала медленно, на тысячные процента, затем ― чуть быстрее. Миллиарды сверхчувствительных планковских датчиков на скафандрах и в металлических шариках у каждого в подсумках ― настоящее технологическое чудо. Аппарат по их выращиванию ― единственное полноценное производство, которое они привезли с собой, и чтобы получить вторую линию, потребуется не менее пяти лет. “Это не срочно”, ― простая мысль приятно согревала. Всё идет по плану. Они справятся.
Рост индикатора точности модели замедлился.
– Мы достигли плато, ― Рене.
– Что-то мало как-то, ― в микрофоне слышно, как Гамилькар чешет щетину. ― Всего девяносто два и семь. На Нью-Церере было за девяносто восемь, да и на Аделаире тоже.
– Там решетка была в сотню раз крупней. Нам хватит мощности, чтобы перекрыть погрешность.
Следующим словом должно было стать “Отходим”, но Ямакаву перебили.
– Да ты просто боишься! ― вместе с этой презрительно брошенной фразой Громов шагнул вперед, за пределы безопасной зоны. Индикатор точности шевельнулся в третьем и четвертом знаках. Ямакава медленно моргнул. ― Что, эта безопасная зона рассчитана с ещё меньшей точно?…
– Якоб, нет! ― визг Рене бьет по ушам, но, конечно же, слишком поздно.
Громов исчезает в гравитационной вспышке.
Аккуратная округлая клякса, которой представлялась визуализация аномалии всего мгновенье назад, полыхнула во все стороны протуберанцами искажения пространства. “Данных уже достаточно, щиты с этим справятся”.
Ямакава молчал.
Молчали и остальные.
Рене до крови прокусила губу, поняв свою ошибку: крики делают только хуже, они впечатывают страшные моменты в память. Не стоит озвучивать ужас, даже про себя. Эгоистично и рационально: молчать, дышать, слушать стук своего сердца. Ждать. Невозможно уклониться от всепроникающей и невидимой гравитации, и поэтому единственный сколько-нибудь разумный вариант ― это не двигаться и не мешать компьютеру подавлять всплеск. Не бросаться на помощь. Не убегать. Не паниковать. Так неестественно для саванной обезьяны. “В этом аспекте вейверы ушли от остальных приматов дальше всего”.
Шевельнулся только Джамиль, хладнокровно и расчетливо, вперед и в сторону от остальных: по некоторым наблюдениям за аномалиями в мощных полях, из нескольких объектов возмущение смещается к тому, что движется относительно центра аномалии. Один из всплесков был остановлен щитами в двенадцати сантиметрах от забрала шлема Ал-Каласади. В отличие от Якоба, тот четко следовал предписанию не пересекать нарисованную моделированием границу. И расчеты были точны: мощность всплеска от падения одного человека в аномалию Алия оценила с погрешностью в три миллиметра.
Минута. Другая. Третья.
– Мик?
– Мощности хватает, мы готовы к деактивации.
– Рикардо?
– У нас порядок.
Щиты успешно подавляли всплеск. “Похож на вызванный катером Геры. Даже основных протуберанцев тоже шесть. Специфика ДМЗ 4-2?” Точность модели ― 99,84782. Теперь это самая изученная аномалия за всю историю деактивации Ковчегов. “Эти цифры не стоили твоей жизни, Громов”. Вернон до боли стиснул челюсти. Смелый, задиристый зубоскал, любивший полеты больше всего на свете. Со смешанным чувством облегчения и раскаяния Ямакава понял, что не справился: холодную рациональность командира вейверов разнесло в клочья шквалом эмоций, сравнимым по своей разрушительной силе с Ковчегом в системе Аделаир. Отчаяние, паника, всепоглощающее чувство вины перед теми, кого он не смог спасти. В этой бушующей плазме сгорала последняя тень того, что оставалось в нем от Вервольфа. “Я никогда больше не выберу миссию. Никакая миссия не станет для меня важнее жизней”.
Мучительная бесконечность резко оборвалась: 0,8 секунды потребовалось скафандру, чтобы распознать опасную ситуацию и впрыснуть в идущую к мозгу артерию коктейль высокотехнологичных молекул. Зарождающаяся истерика быстро перешла в тупую, ноющую боль, не дающую сосредоточиться и замедлявшую реакцию.
Но теперь это было не принципиально, ведь оставалось только вернуться на катер.
* * *
Вудвейл, 2550-07-04 08:15
Рене сидела в открытой двери катера с парящей кружкой в руках, свесив ноги в бездонную пропасть. Тонкие эбеновые пальцы на белом пластике. Утренний туман, поднимающийся над Винегретом, делал долину таинственно сказочной, только вот самое страшное чудо этого места больше не существовало. Сейсмодатчики показывали небольшое усиление активности, но купол над полостью, образованной аномалией, всё-таки выдержал.
Головой на коленях Декарт лежала свернувшаяся в клубочек Алия. Каштановые волосы рассыпались по полу. Её кружка стояла на самом краю, возле согнутых ног. Вернон сидел в штурманском кресле, сложив ноги на край приборной панели и вращая перед собой голографическую модель долины.
Начинался второй день после операции деактивации Ковчега на Вудвейле.
Сегодня основной корабль вернулся на орбиту, и сейчас на базе наверняка кипела работа. Ямакава механически отхлебнул черную жидкость. Крутнул висевшую перед ним модель в другую сторону. От аномалии не осталось и следа, так что это дежурство было скорее перестраховкой. А может, и попыткой спастись от неизбежной суеты, которая должна была захлестнуть маленький поселок.
Позавчера ночью дежурили оба катера. Примерно через час после того, как они выбрались на поверхность, прилетели Колмогоров с Барабур и Оливо. Врач всех осмотрел и отобрал для утреннего дежурства Гамилькара и Рика. Остальным велел возвращаться на базу, но Вернон сказал, что тоже останется. Робин долго смотрел на своего друга. Успел уже к тому моменту глянуть логи скафандра. Датчик состояния ― оранжевый, но у остальных не лучше. Трое ― надежнее, чем двое, и Ямакава ― самое подходящее дополнение. Роб разрешил ему остаться.
