Моррис замолчал, и тяжелая тишина опять огромным воздушным шаром стала заполнять помещение, но лопнула от звенящего голоса Вязиницыной:
– Как раз наоборот.
Все удивленно посмотрели на нее. Малиника выпрямилась стукнув ножками стула об пол.
– Мы имеем доступ к актуальным моделям природы и колонии? ― внезапно обратилась она к Ямакаве.
– Нет.
Слово упало как тяжелый камушек.
– Мы должны заморозить любые существенные изменения кроме абсолютно необходимых. В первую очередь – состав экспедиции.
– Поскольку я уже точно туда не вхожу, я скажу то, о чем, я уверен, сейчас думает каждый, ― подал голос Ховер. ― Какого черта управление не озвучивает эту новую информацию? Открытость – один из ключевых принципов программы вейвов.
– Мда, без этих данных мы не сможем стабилизировать МК. Такая неопределенность может привести к катастрофе, ― кивнул Арбогаст.
Малиника усмехнулась.
– Не думаю, что нам нужно настаивать на оглашении причин. Скорее всего, они достаточно весомы, чтобы отложить полет на десяток лет, а то и вовсе отказаться от Вудвейла. В любом случае, это означает, что никто из здесь присутствующих, после стольких лет и усилий, скорее всего никогда уже не будет строить новый форпост человечества, ― в голосе главы биологов звучал горький сарказм.
Помолчала секунду. Хмыкнула.
– У нас больше нет МК. То, что мы использовали до вчерашнего дня, было построено на модели природы с принципиальным и неизвестным нам изъяном. Всё, что теперь мы можем, – это стабилизировать осколки, в расчете на то, что сможем собрать паззл снова, когда данные станут доступны.
Взгляд Вязиницыной, блуждавший по комнате, остановился на Ямакаве. Тот столь же пристально, не моргая, смотрел в ответ.
– Если этот секрет настолько серьезный, что может привести к отмене колонизации, возможно, отказ от экспедиции – разумное решение, ― поднял бровь Ховер. ― Сейчас всё это выглядит как интересный способ самоубиться.
– Зная Робби Левицки, можно быть уверенными, что риск не настолько высок, ― мягко возразила Маккой. ― Скорее всего, новая информация будет выглядеть страшно в глазах общественности, но у директора осторожности больше, чем у нас всех вместе взятых, и он-то в курсе, какого конкретно кота в мешке нам подсунул Уилл. Так что мы вряд ли простим себе, если вытряхнем этого кота раньше времени.
– Что до неопределенности, ― подхватила Малиника, ― так у homo sapiens за плечами миллионы лет биологической и тысячи лет культурной эволюции, совершенствовавшей нашу способность действовать в неопределенности. Мы вполне в состоянии компенсировать нехватку процентов собственными мозгами и интуицией.
Когда Вязиницына замолчала, Владимир вдруг заметил, что что-то неуловимое, но важное изменилось в атмосфере конференц-зала. Гнетущее давление уступило место спокойному уюту, и Семенов понял, что переломный момент пройден успешно. “Спасибо, Лина!”
– Мы должны принять решение. Есть ли другие предложения? ― тишина. ― Возражения? Нет? Тогда мы замораживаем кадровый состав колонии и вводим мораторий на любые существенные изменения, ― Владимир кивнул, благодаря присутствующих и показывая, что совещание окончено.
– Хм, а это будет интересно, ― Сильвергейм встал, подошел к Ямакаве и направил указательный палец тому в нос. ― Имей в виду, желтоглазый, тут не развед-вейв! Если кто-то из твоих угробится, или, того хуже, кого-то угробит, мы вас прямом смысле заморозим, все отправитесь в криокамеры до третьей волны! Это понятно?
Не дожидаясь ответа, Арчибальд развернулся к выходу. Вернон промолчал.
* * *
Хилмид, 2549-05-26 13:40
После совещания прошло три недели, но жизнь на базе Вудвейла так и не вернулась в привычное русло. Владимир в который раз убедился, что собрал прекрасную команду, ведь вместо недовольства и страха колонизаторы будто вздохнули свободнее, не связанные теперь зашкаливающим процентом успеха, и это неформальное разрешение не быть больше идеальными только подогревало энтузиазм. Восемнадцать возвращенцев на удивление органично вписывались в эту новую атмосферу. Более того, Семенов отчетливо видел, что после того, как люди Ховера стали появляться на базе только периодически, пропала некоторая формальность и натянутость в отношениях между научным подразделением и остальными членами команды. “Похоже, мы были слишком совершенными”.
На фоне этих странных изменений даже бредовая идея с танцетерапией оказалась не такой уж дикой. Так сложилось, что инженерная команда была костяком еженедельных субботних музыкальных посиделок. Четверо из них играли на гитарах, еще один ― на флейте, а Джошуа был виртуозным барабанщиком. Порой они играли сами, порой ― ставили записи, и многие из них умели и любили танцевать. Семенов был уверен, что это не случайность: почти все, чья жизнь связана с длительными работами в открытом космосе, приходили к этому невероятному ощущению гармонии движения, когда гигантские конструкции, мощные и одновременно хрупкие механизмы, и крохотные на их фоне люди в тяжелых скафандрах словно кружатся в вихре, собирая отсеки межзвездного корабля или орбитальной станции. Этьен как-то назвал это ритмом пространства…
Для Вернона субботние встречи стали обязательными.
Владимир знал, что люди с Bear не только крупнее и сильнее, но и намного ловче обычных, и не раз замечал, что и Ямакава, и Сильвергейм, и Габа не просто будто не замечают своего огромного веса, но и могут двигаться со стремительностью и грацией, недоступной большинству, однако Зухра, назначенная вейверу в партнерши, была всего метр пятьдесят пять. На практике, как оказалось, огромная разница в росте партнеров совершенно им не мешала. Смуглая, большеглазая и смешливая, девушка просто жила в танце, и получала от своей обязанности огромное удовольствие, чем, похоже, и разбила лед между своей командой и новым лидером планетологов. Ребята быстро поняли, что общего у Вернона с Зухрой только любовь к движению, и “вертикального выражения горизонтального желания” между ними нет даже в танго. Когда Владимир увидел это впервые, он был просто поражен тому, что безупречные па этого страстного танца в своей идеальной выверенности и красоте могут быть настолько невинными.
На состояние Ямакавы эти занятия абсолютно никак не влияли. Вейвер скрупулезно выполнял все предписания Морриса, успевая, тем не менее, за четыре часа переделать столько, сколько другие не успели бы и за двенадцать. Оставшееся время Вернон заполнял разнообразным досугом: улетал гулять по горам, или на острова, слазил в ледяную пещеру где-то возле южного полюса, несколько раз выбирался на космические прогулки, много читал, сидя на лужайках, начал несколько углубленных учебных курсов… Владимир так и не нашел времени поговорить с ним. ”Надо просто взять и запланировать!” ― разозлился на себя Семенов, наблюдая с галереи, как Ямакава обсуждает что-то с Алией. Руководитель экспедиции удивленно наклонил голову на бок. Он только сейчас заметил, что вейверы стоят держась за руки и касаясь друг друга плечами. К ним подошел третий вейвер, Герман. Вместо обычного рукопожатия переплел пальцы со свободной рукой Вернона, обнял Барабур за талию, чуть отстранился, чтобы достать планшет. Владимир нахмурился, припоминая, что раньше такое откровенное нарушение личного пространства он видел только между аделаировцами, но теперь это странное поведение распространилось на всю команду планетологов.
