– Я, конечно, тоже довольно наивна, но все же: при дамах… без трусов…
– Поверьте, он и не такие штуки выкидывал. Однажды едва не сорвал спектакль. Явился в театр в парике – ему голову обрили после болезни, – а посреди действия вдруг снял его и начал обмахиваться, жалуясь, что в зале ужасно душно. Что творилось с публикой!
Бартенев с улыбкой прикрыл глаза, словно представляя картину всеобщего веселья.
Глафира покачала головой.
– И все же. Там – невинная шалость, а тут – прямо разврат какой-то.
– Представьте! Такой уж он был, наш Александр Сергеевич! Мы из него памятник сделали, а он был живой и веселый! Что же касается Орловой-Чесменской, то графиня, конечно, простила его по-христиански, но, уверен, не забыла. Хотя, возможно, ее не стали посвящать совсем по другой причине.
– Не томите, профессор. В чем же сюрприз?
– Наше предположение, что посланником была именно женщина, оказалось верным! От этого надо было оттолкнуться с самого начала! Ведь речь шла о встрече с монахиней, живущей в монастыре. Конечно, княгиню Вяземскую, которая была в квартире Пушкиных в день смерти поэта, я отмел сразу. Эта сплетница много крови попортила семье, и уж ей-то точно не доверили бы такое деликатное дело, как исполнение воли покойного. Но мы забыли о еще одной женщине, которая была рядом с поэтом в его последние часы. И именно эта особа пользовалась абсолютным доверием всех, кто любил Александра.
– Вы уже заинтриговали меня.
– Не торопите. Хочу растянуть удовольствие.
– Предупреждаю: можете остаться без обеда.
– Как без обеда? Это что, наказание такое? – встрепенулся Бартенев.
– Нет. Просто у меня ничего не готово. Будете тянуть кота за хвост, вообще не успею.
– Хорошо! Уступая угрозам и шантажу…
– Олег Петрович!
– Это была Александра Гончарова, сестра Натали. Вы что-нибудь о ней слышали?
– Ну… сестры Гончаровы вроде бы жили вместе с семьей Пушкина. Потом одна из них стала женой его убийцы – Дантеса.
– Это Екатерина. Александра, дома ее звали Азя, была не замужем, помогала сестре и обожала Пушкина.
– Обожала? В каком смысле?
– Многие были уверены, что в том самом. Кстати, прощаясь с Александрин, Пушкин вернул ей серебряную цепочку. Азя покраснела, и Вяземская, которая при этом присутствовала, тут же пустила слух, что они были любовниками и цепочку девушка потеряла в постели.
– А на самом деле?
– Глафира Андреевна, вас тоже терзает этот вопрос? Неужели и вы охочи до альковных историй?
– Да нет… Господи, я… даже не знаю, зачем спросила, – стала оправдываться Глафира и немедленно покраснела.
– Не нам, потомкам, рассуждать или осуждать. Речь совсем о другом. Александрин была верным другом, умным человеком, на нее можно было положиться. Потому письмо было доверено именно ей. Или, возможно, она вызвалась сама.
– Но она была родной сестрой Натали. Это не выглядело… предательством, что ли?
– Жена о письме ничего не знала, но даже если бы ей рассказали, вряд ли стала ревновать. Ни к чему все это было. Уже.
– Так что Александрин?
– Пытаюсь рассказать, а вы меня все время сбиваете!
– Ничего я не сбиваю. Вы сами нарочно тянете.
– Оказалось, Богуславский следил за ее судьбой и заметил несколько странностей, которые никак не мог объяснить. Теперь и у него заполнятся пустые клетки.
Бартенев откинулся в кресле и сложил руки на животе.
– Александрин собралась немедленно выполнить волю покойного и передать письмо. А кто бы на ее месте решил иначе! Но для этого нужно было найти Веру, так? Я изучил пути перемещения Молчальницы и обнаружил, что именно в тридцать седьмом году она объявляется в Тихвине и остается там надолго. Интересно, правда? Как будто ее позвали поближе к Петербургу, чтобы встреча стала возможна. Кто разыскал Веру и попросил ее быть в Тихвине, неизвестно, но факт остается фактом: женщины реально могли встретиться.
– Но не встретились! Почему?
– Вмешалась Натали. Когда сестра сообщила ей, что хочет поехать на богомолье в Тихвин, Наталья Николаевна впала в отчаяние. Она еще не пришла в себя от потери мужа, а тут еще и сестра желает ее покинуть. Рыдая, она умоляла Азю не оставлять ее одну. Ну что было делать? Александрин поехала с детьми сестры в Полотняный завод, имение Гончаровых. Она надеялась в скором времени вернуться и все же выполнить задуманное, но в столицу они приехали лишь осенью следующего года. Азя сразу стала искать возможность выехать в Тихвин. И, представьте, опять не срослось. В январе тридцать девятого года ее назначили фрейлиной императрицы, и она потеряла возможность свободного перемещения.
– Неужели совсем не было времени? Ведь Тихвин в двух шагах!
– Это для нас с вами он в двух шагах, а тогда добраться было не так просто. Кроме того, незамужняя женщина не могла путешествовать одна, ей нужен был сопровождающий. Видимо, на тот момент она никого не нашла.
– А друзья Пушкина?
– Что вы такое говорите, Глафира Андреевна! Сопровождающим мог быть только родственник или замужняя дама. Не сестру же звать?
– Так она отказалась от поручения?
– Я так понимаю, что нет. Может быть, хотела, но не могла найти, кому довериться. Богуславский подтвердил, что Азя все время порывалась совершить некую чрезвычайно, как она писала, важную поездку, но обстоятельства были выше ее. В начале сороковых к ним с сестрой в Михайловское приехала чета Фризенгоф. По линии жены они были Гончаровым дальние родственники. Александрин решила, что Наталья Ивановна Фризенгоф может стать ее спутницей. В письмах она, не называя подлинных причин, уговаривала ту составить ей компанию для поездки. И вот наконец-то это стало реальностью. Фризенгофы, постоянно живущие за границей, возвращаются в Петербург. Азя, как никогда раньше, близка к исполнению плана. И тут Наталья Ивановна заболевает воспалением легких. Александрин стала ее сиделкой, но заботы не помогли. Со смертью подруги все опять рухнуло.
– Да что же это! Ну неужели передать письмо – такая непосильная задача?
– Не могу с точностью ответить на вопрос, почему Александра так стремилась сделать все сама.
– Может, она в самом деле любила Пушкина?
– Думаете, видела в этом свою миссию?
– Я только одного понять не могу: ведь та, кому письмо предназначалось, за это время могла умереть.
– Я тоже об этом думал и не мог объяснить себе, в чем тут дело. В сорок первом году графиня Орлова-Чесменская нашла Веру Молчальницу в доме умалишенных и привезла в Сырков монастырь.
– Великий Новгород тоже невесть какая даль! Нет, я думаю, тут другое! Александра Гончарова ревновала Пушкина к Елизавете Алексеевне, вот в чем дело. Потому и не торопилась.
