– Стены пустовали, – тараторила гостья, – украсила и их от души.
Я зажмурилась, потом осторожно приоткрыла один глаз… и обозрела кучу картинок – родных сестер тех, которые висели в прихожей. Котята в корзиночке. Девочка в розовом платье держит в объятиях щенка. Мальчик кормит бельчонка. Девушка сидит на пеньке в лесу, вокруг нее вьются птички. И апофеоз: картина Ивана Шишкина и Константина Савицкого «Утро в сосновом лесу», известная в народе под названием «Медведи на лесоповале». Почему я вспомнила Савицкого? А потому, что он тоже участвовал в написании топтыгиных, но коллекционер Павел Третьяков по не известной мне причине замазал подпись этого художника, поэтому о принадлежности Константина Аполлоновича к созданию полотна мало кто знает, автором считают одного Ивана Ивановича.
Что-то в копии картины показалось странным. Я приблизилась к стене. Взрослая медведица щеголяла в розовой длинной юбке. Двое ее сыновей, те, что сидели на поваленном дереве, играли в домино. А третий медвежонок, который стоял на задних ногах правее, держал в левой передней лапе толстую пачку иностранной валюты. Шишкин и Савицкий перевернулись в гробах.
Мне захотелось завопить: «Снимите это немедленно». Но оцените мое умение владеть собой. Я застыла с приклеенной улыбкой на лице.
– Чашечки, чайничек, тарелочки, – радостно твердила Надежда, – посудку прикупила красивую. Сейчас покажу.
Я поняла, что сейчас перед моими глазами возникнет сервиз – родня картины. Нет, не выдержу подобного зрелища. Поэтому, воскликнув «простите, опаздываю на встречу», быстро удрала из квартиры.
До дома Нины Егоровны Антоновой оказалось рукой подать. Я вошла в подъезд, поднялась на последний этаж, позвонила в квартиру. Дверь распахнулась мгновенно.
– Ой! – удивилась пожилая женщина. – Думала, курьер заказ привез. Вы кто?
– Виола Тараканова, – представилась я и протянула хозяйке визитку.
– Заходите, – разрешила Нина. – Что случилось? Зачем я вдруг частным сыщикам понадобилась?
Я решила сразу схватить быка за рога, вошла в прихожую и спросила:
– Вы знакомы с Валентиной Ефимовой?
– Невесткой покойной Зины? – уточнила хозяйка.
– Да.
– По возрасту ни одной, ни другой в подруги не гожусь. Зинаида меня старше, Валентина моложе. Но кое-чего о них знаю. Когда-то убирала у Ефимовых квартиру, стирала, гладила. Могу всякое рассказать о семье, если заплатите.
– Сколько хотите? – приступила я к переговорам.
Антонова озвучила сумму.
– Сама я не решаю финансовые вопросы, – вздохнула я, – сейчас оповещу начальство.
– Да вы проходите! – радушно предложила Нина. – Ботинки просто вытрите, не снимайте. Мне не трудно тряпкой по полу провести. Шесть комнат здесь, да я в двух живу – быстро управлюсь. Тапок лишних нет. Зачем они мне? Никто в гости не заглядывает и меня к себе не зовет.
– У вас нет родственников, подруг? – осторожно поинтересовалась я, снимая пуховик.
Нина повесила мою куртку на вешалку.
– Вообще-то, есть две тети, дядя, племянники. И со многими соседями я знакома. Но никто со мной близко не общается. Хорошо хоть, люди здороваются. Правда, не все.
– Почему? – удивилась я.
– Егор Николаевич, папа мой, был ростовщиком, – объяснила Нина. – Теперь бы его именовали банкиром, уважали. А в советские годы папеньку называли барыгой. К нему шли, когда деньги позарез требовались. Кредитования в сберкассах не было, поэтому рубли друг у друга занимали. Люди на крупные покупки, на свадьбу, на старость, на похороны всегда копили. По рублику некоторые прятали.
Глава 18
– Моя тетя, Раиса, завела трехлитровый стеклянный баллон в спальне, – вспомнила я. – Кто-то ей посоветовал каждый день бросать туда несколько десятикопеечных монет, их называли…
– Гривенники, – засмеялась хозяйка. – В такой стекляшке, если набить ее под горлышко, скапливалось триста рублей. Огромная сумма. Но не каждый денежки копил – тратил, не думал, что болезнь не спросит, в какой день ей заявиться, упадет на голову, когда захочет. «Скорой» на лапу дай, чтобы отвезла в хорошую клинику. В приемном отделении кошелек расстегни, тогда поместят в двухместную палату. Врачу сунь конвертик в карман халата, и тебе выпишут импортное лекарство. Медсестре в кулачок рублик, чтобы она пустила в чистый туалет для медперсонала. Дорого болеть. А куда бежать за денежками? У соседей одалживать? У друзей? Им самим запас нужен. Вот и шли к Егору Николаевичу, расписку составляли, получали сумму. Брали, например, сто рублей, а отдавать следовало на пятьдесят больше. Заемщики не домой заглядывали. У нас в подвале…
– Бомбоубежище, – пробормотала я. – Ваш отец там офис себе устроил.
– Ага, – кивнула Нина. – Меня он привлек к работе в подростковом возрасте. Давал конверт, адрес, велел отправляться в нужную квартиру в четыре утра и отдавать послание тому, кто откроет. Люди злые. Одни мне оплеухи отвешивали, другие рыдать начинали, папу оскорблять. А в чем он виноват? Договор существует. Взял толстую пачку купюр – так верни вовремя. Тебе ассигнации не подарили, а заняли под процент. Зачем реветь, кидаться на ребенка? Разве тебя силой к папе притащили? Ведь нет же, сам пришел, просил помочь. Но слухи про Егора Николаевича ходили противные. Ему улыбались на улицах, понимали: не плюй в колодец – пригодится водицы напиться. Отец всем заемщикам давал анкету заполнить, хранил ее вместе с распиской. Но не каждому сумму выделял. И меня учил: «Вот умру – ты делом управлять начнешь. Запомни, нищим – ни копейки! Не вернут никогда. Смотри, чтобы в семье оба работали. Пусть один немного получает, но на его оклад можно коммуналку оплатить, кефир с хлебом купить. Четко условие объясняй: каждый месяц платите, например, пятнадцать целковых. Из них часть – за долг, часть – мои проценты. Не разрешай платежи пропускать…»
Нина улыбнулась.
– Освоила науку, помогала папе, старалась. Мы достойно жили. В квартире ремонт сделали, дом в деревне купили, машиной обзавелись, продукты хорошие в холодильнике лежали. У Егора Николаевича повсюду были знакомые. Один раз Валька Ефимова пришла к отцу, клянчила денег. Заполнила анкету, но отец ей отказал. Почему? Оклад крохотный, указала, что никому из родных про кредит не расскажет. И не сообщила, зачем ей деньги. Папа дружил с Зинаидой Яковлевной, рассказал ей о приходе невестки. Ефимова так и села: «Зачем ей столько?» Папа ответил: «Не доложила». Зинаида попросила точно узнать, на что девица деньги потратить собралась. Егор Николаевич Валентине условие поставил: если она честно и подробно расскажет, зачем ей деньги, то он ей поможет. Но, вообще-то, странно, что невестка Ефимовых ни к мужу, ни к его родителям не обратилась, с протянутой рукой не подошла. Валентина заплакала, историю изложила. Шла она домой вечером, на нее напал кто-то, затащил в подвал дома, изнасиловал и удрал. И вскоре Валя поняла, что подцепила какую-то болезнь. Девушка отправилась к гинекологу в поликлинику. А доктор ей разъяснила: с такой проблемой следует обращаться в кожно-венерологический диспансер. Сифилис у Юркиной. Больную поставят на учет, начнут лечить. Но не все так хорошо. На работу обязательно сообщат. Если служба связана с другими людьми, то вмиг уволят. Ищи место на каком-то складе. Но ведь и там сотрудники имеются. Захотят они с такой бабой в одной комнате сидеть? Чай из общих кружек хлебать? Да никогда! И что Вальке делать? На дому шапки вязать? Но есть выход из положения. Юркина платит районному врачу, тот никому не сообщает про болезнь, сам лечит женщину. Деньги вперед, никаких рассрочек.
