– Ну и ну! – воскликнула я.
Ада Марковна прикрыла глаза.
– Подъезд на взводе. Все выражают Петровым свое сочувствие, говорят: «Не верим сообщениям». Но супружеская пара уехала жить на дачу. Квартиру они просто заперли, не сдавали. После того, как муж с женой перебрались в Подмосковье, в подъезде более ничего пакостного не происходило. Прошло, наверное, года полтора, звонит мне Петрова и говорит: «Все не могла успокоиться, думала, думала: ну кого мы так ущипнули с мужем? Что сделали? И осенило! Незадолго до появления первой грязной бумажонки у меня случилось недопонимание с одним артистом, Анатолием Гвоздиным. Он хотел от моего агентства работать. Отказала ему. Причин было несколько. Он не хотел положенный процент отдавать. По мнению парня, я должна его пиарить, всем первым на праздник предлагать, в прессе и соцсетях хвалебные рецензии писать. А он за все хлопоты готов отдавать один процент! Один! Это смешно! Посмотрела его репертуар. Совершенно не понравился. Ничего оригинального. Он переодевается, гримируется под какую-то звезду, поет ее песни. Надо отдать должное, делает он это хорошо. На видео прямо не отличить его от тех, кого он копирует, голос очень похож. Да таких актеров пруд пруди. Но не это основной повод отказа с ним сотрудничать. У парня несколько приводов за хулиганство, драки. Он любитель выпить, алкоголь бьет ему в голову. Он угощается на мероприятиях, и начинается Ледовое побоище. Ранее пародист ни с одним агентством не сотрудничал, самостоятельно работал. Спросить у коллег о нем нет возможности. Восторженные отклики в интернете могли состряпать родители, приятели. Или сам расстарался. Опасно с таким связываться – примет на работе водочки, начнет кулаками махать. Драчуна живо за дверь выпнут, и про мое агентство дурная слава пойдет. Конкуренция большая, предложений народ веселить много. Отказала ему. И Анатолия понесло, забил мою почту угрозами: “Да вас мои родители в порошок сотрут”, “Мой отец сенатор”, “Мама работает в ФСБ, станете навеки невыездной, даже в Египет, Турцию никогда не попадете”».
Глава 20
Ада Марковна сложила руки на коленях.
– Я была рада, что все выяснилось, но оказалось, что история не завершена. Спустя несколько дней Петрова опять обратилась ко мне, кричала в трубку: «Муж решил найти этого подонка, мерзавца. Захотел выяснить, кто у него родители, есть ли жена, а потом рассказать семье подлеца, чем сын-муж-брат-сват занимается. Ха! В браке гаденыш не состоит. Отца у него нет. И, похоже, не было. Вернее, он, конечно, был, но в браке с женщиной, которая урода родила, не состоял. Но! Главное! Мамочка! Мамулечка! Мамуленька! Мамусек! Угадай, кто она?»
Потоцкая прижала правую ладонь к виску.
– Я понимала, Петрова в глубокой истерике, поэтому быстро произнесла: «Кто-то из наших?» – «Всю голову сейчас сломаешь, но на ум не придет правильный вариант! – перешла на визг собеседница. – Фаина Герасимовна!»
Ада Марковна замолчала.
– Да уж, про лифтершу все забыли, – заметила я.
Потоцкая кивнула.
– Она святоша! Постоянно рассказывает про церковь, в которую ходит, вечно крестится. Прямо такая вся правильная, каждого человека любит. И получите! Соседи мне не поверили, но я настояла на разговоре с Вольской. Все собрались в подъезде, принялись задавать ей вопросы. Консьержка в слезы: «Честное слово, не вешала я объявления!» Я не выдержала: «Хватит изображать из себя святую! Врунья! Как ваш сыночек в подъезд попал? Парадная заперта!» Вольская на колени упала, головой об пол стучит, рыдает: «Ни при чем я! В церковь хожу, за вас всех молюсь!» Дешевый спектакль! Но он произвел впечатление на присутствующих. Люди у нас интеллигентные, жалостливые. Женщины бросились поднимать Фаину, усадили ее, Олег Петрович – он у нас главврач крупного медцентра – намерил у бабы высокое давление, укол сделал. Вольская успокоилась и завела рассказ. Законного супруга у нее не было никогда, но и не старая дева она. Жила в гражданском браке, родила от любовника сына. Отчество ему придумала. Сожитель испарился, когда у женщины живот расти начал. Звали его Николай Петрович Кузнецов. Удрал мужик, записки не оставил, испарился, словно капля воды с раскаленной сковородки. Консьержка в полицию пошла, начала просить: «Найдите любимого». Ей стали вопросы задавать: «Год рождения знаете? Где прописан? Место работы?» И ни на один вопрос ответа у беременной не оказалось. Полицейский ей объяснил: «Кабы беглеца звали Николай Петрович Вырвихвостсушами, благодаря редкой фамилии был бы шанс его отыскать без дополнительной информации. Или был бы он Бурбур Гургурович Кузнецов – тут имя необычное нам в помощь. А Николаев Петровичей Кузнецовых – армия. И вы уверены, что мужика так зовут? Паспорт его видели?» «Нет, – призналась Фаина, – неудобно документ спрашивать перед тем, как любовью заниматься». «Неудобно в кровать ложиться с тем, о ком ничего не знаешь», – парировал участковый. И пришлось Вольской воспитывать мальчика в одиночку. Он артистом стал. Как ее сын попадал в подъезд, Фаина понятия не имеет. Она всегда уходит в одно и то же время на обед. А за несколько дней до появления первого письма у консьержки в магазине украли кошелек, в котором лежал ключ от входной двери. Наши ей поверили. Я тоже, но потребовала, чтобы Вольская немедленно уволилась. Фаина ушла, ее взяли на работу в двадцать третий дом.
– Это тот дом, где Нина Егоровна Антонова живет? – сообразила я.
– Верно, – подтвердила Ада. – У них не было лифтера.
– Как же ее взяли на службу после такой истории? – изумилась я.
– Соседи сказали Фаине, что ни в чем ее не подозревают, никому не сообщат о ее парне. Но мы не хотим, чтобы данная личность имела возможность заходить в дом. Поэтому замок на двери в парадную поменяли. «Пристроим тебя на хорошее место, но дальше живи без нас, пожалуйста».
– Но сейчас она опять работает на старом месте.
Ада Марковна издала стон.
– Да! Потому что через некоторое время стало понятно, что Фаина вообще ни с какого бока в истории. Она нам все время говорила: «Сын мой – артист…» Имени ни разу не упомянула. А через пару недель после ее увольнения прибегает Петрова и сообщает: «Ой, что мы натворили! Моего артиста-то зовут Анатолий Гвоздин! А у Фаины сын – Юрий! Фамилия у него – Вольский! Просто он тоже стал на праздниках выступать. Но работает сам по себе, без агентства, дает объявления в соцсетях. Я во всем разобралась! Гвоздин этот – приятель Юры, он ему скидывает дешевых клиентов, которых сам не берет! Неохота ему за копейки пахать!» Всем стало стыдно, мы собрались, позвонили Фаине, подарили ей конверт, извинились, просили не держать на нас зла. Она обрадовалась.
Ада Марковна сложила руки на груди.
– Объяснила нам, что скучала по своим жильцам. И сообщила новость: в двадцать третьем доме уже ввели другие условия оплаты уборщиц, лифтерш. В чем новшество? Ранее лифтерам платило домоуправление. А теперь обязанность эта возложена на жильцов. С каждой квартиры берут сумму и отдают консьержке. Если хоть одна квартира не захочет платить – конец истории. В двадцать третьем доме такой кавардак начался! Часть владельцев апартаменты сдают, сами живут кто на Бали, кто на Шри-Ланке. Работают, как сейчас принято, на компьютере. Когда стало известно, что лифтерше из личного кармана вынимать деньги придется, двадцать третий дом сразу решил: «Зачем нам старуха? Дверь запирается на замок, у всех брелоки. Ну, грязно у лифта, ну, сам подъемник на мусорное ведро похож. Да все равно съемщикам, они временщики, сегодня в двадцать третьем доме живут, завтра съедут». И тем, кто не в России, тоже не интересно, что в московской парадной творится. А у нас в подъезде чехарда началась, странных людей нанимать стали. Они неделю послужат – и до свидания. Ну и Вольская опять у нас села. К ней все хорошо относятся, да и сама Фаина работает нормально. Но мне она никогда не нравилась. Похожа на провинциальную актрису, которая здорово переигрывает. Не верю ей совсем!
