— Я обзывала его всеми словами, какие мне только приходили в
голову касательно его заячьей трусости.
— Еще какие события? — спросил я.
Неожиданно Берта громко сказала, обращаясь к Мэрилин:
— Вы там кончайте без меня, дорогуша. Мне нужно поговорить с
коллегой.
Берта швырнула полотенце на край раковины, вошла в гостиную,
села на стул рядом со мной. Понизив голос, она сказала:
— Надо расплачиваться и к черту уходить отсюда.
— Что случилось? — спросил я, также понизив голос.
— Кажется, нас с тобой дурачат какие-то проходимцы, —
сказала Берта. — Доказать это сейчас я не могу, но я решила на некоторое время
прикинуться дурочкой.
— Что случилось?
— Эта маленькая подлая тварь подсунула мне снотворное.
— Почему ты так думаешь?
— Она приготовила горячий шоколад вечером, перед тем, как мы
собрались в постель, а я не могу устоять перед горячим шоколадом, это моя
слабость. Она спросила, что бы я хотела поесть перед сном, и я ответила, что
давно уже махнула рукой на свою фигуру, лишь бы мне сохранить активность и
работоспособность, хотя, конечно, заплыть жиром я бы не хотела. Я сказала, что
люблю выпить чашечку горячего шоколада на ночь, она сказала, что тоже это
любит, ну, слово за слово, и она угостила меня горячим шоколадом.
— Ты думаешь, что она туда что-то подсыпала?
— Да я готова поклясться, что она всыпала туда снотворное.
— Почему ты так думаешь?
— Да, понимаешь, — сказала Берта, — как раз перед тем, как
идти спать, я заметила, что она пару раз взглянула на меня как-то странно,
словно что-то прикидывая в уме. У меня появилось подозрение, что эта тварь
что-то задумала. Поэтому я решила, что притворюсь спящей, а сама буду лежать с
закрытыми глазами и слушать. Ну, легла я, сделала вид, будто заснула, но,
Дональд, клянусь, я на самом деле не могла разлепить глаза. Я изо всех сил
пыталась сбросить с себя тяжелое свинцовое оцепенение, а когда мне это удалось,
то было уже утро, и во рту у меня был такой вкус, словно я наглоталась снотворного.
— В котором часу вы легли?
— Сразу после телефонных звонков. Мы легли рано.
Она сказала, что чувствует себя абсолютно измотанной.
Мы как раз пили шоколад, когда зазвонил телефон.
— Так ты что, думаешь, что она ночью вставала и уходила?
— Как я, черт ее подери, могу это знать? Что-то она
проделала. По-моему, вся эта история с телохранителями выдумана для отвода
глаз. У меня сильное желание расплеваться с ней и уйти.
— Не делай этого, — сказал я. — У меня есть кое-что
интересное. Сейчас давай об этом говорить не будем, используем в нужный момент.
А ты из себя не выходи.
Что-нибудь еще важное есть?
— Я буду тебе рассказывать по порядку, — сказала Берта. —
Пришло с доставкой заказное, сегодня утром, в 7 часов.
— Что ты с ним сделала?
— Как ты велел, не вскрывала.
— Правильно.
— Оставила его нераспечатанным. Оно лежит вон там, на
столике, куда она обычно кладет всю почту.
— Что дальше? — спросил я.
— Затем в 7.30 зазвонил телефон. Опять старые дела — тяжелое
дыхание.
— Время на пленку записала?
— Да. Записала, только я не понимаю, на черта это все. Что
ты с этим будешь делать?
— Не важно, — сказал я. — Ну, что еще произошло?
— Ну, около восьми утра позвонила какая-то женщина, и
Мэрилин не подпустила меня к телефону. Сказала, что это ей звонят. Она вела
себя так, словно знала заранее, кто будет звонить, и был дружеский треп, но,
когда я приближалась, Мэрилин начинала тщательно подбирать слова. Поэтому я
демонстративно отправилась в ванную и хлопнула за собой дверью. Я рассчитывала,
что она забудет о магнитофоне. Мой уход из комнаты давал ей возможность
болтать, не боясь быть подслушанной, а потом, подумала я, мы с тобой прокрутим
пленку и прослушаем этот разговор.
— Так, и что же? — спросил я.
— Но после этого разговора она как удила закусила, — сказала
Берта. — Позвонила Джарвису Арчеру и сказала, что должна поскорее с ним
увидеться и он должен приехать не позднее девяти утра.
— Ты уже прослушала запись ее разговора с подругой?
— Нет, пока не представилось такой возможности.
Я думала, когда ты приедешь и станешь разбираться, что тут
было ночью, и готовиться к дневной смене, у тебя будет хороший предлог, чтобы
прослушать пленку. И тут мы посмотрим, не взбрыкнется ли она оттого, что ты
слушаешь ее личные разговоры.
— А ты уверена, что магнитофон работал?
— Абсолютно уверена. Он был подключен к телефону, и я
видела, как при записи пульсировал огонек индикатора. Все было нормально.
Внешний выход звука я отключила, так что она могла и не вспомнить про
магнитофон.
— О'кей, — сказал я, — ты следуешь моим инструкциям.
Я поднялся из кресла и пошел на кухоньку.
— Берта сказала, что вы звонили Арчеру.
— Да.
— А что случилось, Мэрилин? Какая беда?
— Я больше этого не могу выдержать.
— Что, были еще звонки?
— Да.
— Все тоже самое?
— Да.
— На пленку записали?
— Думаю, что да. Все, что тут происходит, записывается на
пленку, разве не так?
— Хорошо, — сказал я. — Я сейчас прослушаю запись, и, может
быть, что-то интересное мы из нее и узнаем.
Берта звонила в «Службу времени»?
— Думаю, что звонила. Последний звонок сюда был ровно в
7.30.
— Когда вы завтракали?
— Нет. До завтрака. Я вернулась в постель, чтобы немного
вздремнуть, я очень скверно спала.
— Понятно, — сказал я. — Вы днем основательно измотались,
Мэрилин. Не впадайте в отчаяние, потому что именно этого они и добиваются. Ну,
посмотрим, что тут записалось.
Я вернулся в гостиную, отмотал пленку назад, а затем нажал
клавишу «воспроизведение».
Я услышал тяжелое дыхание, затем голос Берты — она изрыгала
довольно примитивные, надо сказать, оскорбления в его адрес, затем звук
телефонной трубки, которую кладут на рычаги, и после паузы — голос: «Время — 10
часов 07 минут 20 секунд… Время — 10 часов 07 минут 30 секунд… Время — 10.07 40
секунд…»
