Обед прошёл в молчании. Уже послышалась команда «Строиться!», и мы выбирались из-за стола, чтобы занять места в колоне, когда вдруг Цэо обернулся ко мне и сказал:
– Рад знакомству. От души желаю вам найти себя, – улыбнулся и пошёл к выходу.
Я опешил, но когда опомнился, крикнул ему вдогонку:
– Спасибо!
На ходу он, не оборачиваясь, покачал головой.
«Найти себя! Ничего себе пожелание для тридцатидвухлетнего мужчины. Я уже давно нашёл и себя, и своё место в жизни. Я – состоявшийся человек. Три года. Подумаешь три года. Плевать мне на них. Они ничего не значат в жизни. Так! Миг один! Через три года мне вернут мой статус, мою работу. Обязаны вернуть. Я их заслужил своим трудом, знаниями. Я это Я. И нечего тут искать. Я твёрдо стою на ногах. Тут бы пожелать не потерять себя. Тоже мне священник. Сам не может определиться, то ли он отшельник, то ли доктор».
Я решил за ужином поговорить с Цэо, пусть не думает, что я никто и мне надо ещё, где-то искать себя! Но следующего раза не случилось. За ужином за нашим столиком его место занял молодой паренёк, который весело посматривал вокруг и смешил меня своими анекдотами. Цэо, видимо, добрался до места своего отшельничества, и залез в свою нору. Ну, нет. Это не по мне. Не собираюсь прятаться по норам.
Тихо по рельсам отстучали три дня. И, наконец, настал момент, когда поезд притормозил и на моей станции.
Глава 8. Место назначения
Поезд остановился. Надзиратель открыл дверь тамбура и посторонился, пропуская меня вперёд:
– Давай! Пошевеливайся! – и закашлялся в кулак.
В тамбуре нагнувшись к замочной скважине, гремел ключами проводник.
– Ну чего ты там? – откашлявшись, спросил охранник. Его упитанная фигура не позволяла протиснуться в тамбур третьим, и он остановился в дверях.
– Ща, – проворчал проводник.
Щёлкнула задвижка.
Подумать только, ещё есть такие допотопные поезда. Наконец дверь на улицу открылась, и вниз бесшумно развернулась подножная откидная площадка. Проводник кивнул на выход и посторонился, пропуская меня. Я спустился на землю.
– Ну, бывай, счастливо, – крикнул надзиратель и махнул куда-то в конец состава. – Во-о-он твои-то, с Уральского. Туда ступай! – и похлопал проводника по плечу: – Давай, закрывай.
Дверь вагона с грохотом захлопнулась. А я, поражённый словами надзирателя, замер в ступоре, осознавая их. Когда же я поверил в случившееся, меня охватила такая бешеная радость, что я едва сдержался, чтобы не закричать в голос:
«С Уральского! С Уральского! Вот вам, – непонятно кому грозил я, только что не потрясал кулаком. – Вот! Я знал! – радость так распирала меня, что трудно было дышать. – Не можете без меня! Не м-о-о-о-жете! Я нужен! Ну что ж. Посмотрим. Посмотрим. Спокойно, Олег! – постарался я отдышаться и взять себя в руки. – Спокойно. Нельзя показывать. Пусть знают!».
Я огляделся. Солнце высунулось из-за горы, которая крутым горбом высилась над степью. От простора, от воздуха, напоенного ароматом лугового разнотравья, после душного вагона, переполненного едким запахом потных мужских тел, запахом пригоревшей каши и безнадёжной скуки, от предвкушения продолжения своей работы у меня закружилась голова. «А жизнь-то продолжается! – улыбался я, чувствуя себя почти свободным. – Собственно, почему почти? Я свободен! Условия жизни поменялись, но я от этого не стал другим и не потерял квалификацию. Меня пригласили сюда как учёного и далеко не рядового учёного! Не всё так плохо! Буду заниматься наукой, вокруг такая тишина и красота. Природа. И отпуска не надо».
Я опомнился от мечтаний и удивился: «Что же меня никто не встречает-то»? Я стоял на маленькой станции, весь состав поезда не поместился на ней, несколько первых и последних вагонов остановились в поле, и только середина поезда – вровень с деревянным выбеленным дождём и солнцем настилом платформы. В двадцати шагах от неё торчала одноэтажная деревянная коробка станции, выкрашенная коричневой, местами облупившейся краской, под покатой сверкающей серым металлом крышей, на которой торчал одинокий чёрный зуб трубы. На стене коробки со стороны платформы виднелось закрытое окошко, над ним ярко-жёлтой краской написано «Касса». Рядом распахнутая настежь дверь, обитая железом. Ни на перроне, ни у кассы никого не было. Только какие-то люди в конце платформы таскали тюки из вагона и складывали их на телегу, которая стояла тут же на досках.
Я поразился: «Надо же лошадь с телегой», – и удивлённо рассматривал серое животное с темными пятнами по бокам и чёрной гривой, недовольно косящееся на людей, которые нагружали телегу.
«Средневековье какое-то! У них, что тут весь транспорт такой? На лошадиной тяге? Дикость какая», – я не помнил, когда видел живую лошадь, а может быть никогда или в зоопарке, куда нас водили ещё в начальной школе.
А надзиратель махнул мне как раз в ту сторону, вспомнил я и пошёл к ним. Мужчине разгружать вагон помогали проводник и надзиратель. Они вдвоём с трудом поднимали очередной мешок и клали его на спину рослого похожего на медведя мужика. Тот, пригнув крупную лохматую голову и приседая под тяжестью, принимал его, и, широко расставив ноги, нёс к телеге, где осторожно складывал, и, прихрамывая, возвращался за следующим. Лица его я не разглядел, увидел только бороду лопатой. Рядом с ним крутился худенький мальчик лет двенадцати, и все норовил схватить какой-нибудь тюк, но силёнок не хватало. И тогда он пытался сзади поддержать мешок, который тащил мужчина, но не попадал в такт его широких шагов и только неловко толкал.
– Митря, да уйди ты! Не путайся под ногами-та! Вона бери, что полегче, и укладывай.
Мальчик Митря бросился к вагону, где как раз выкладывали на перрон небольшие картонные коробки, клал их по две, по три друг на друга и тащил к телеге.
Я остановился рядом с телегой, наблюдая за погрузкой и не решаясь заговорить.
Ну вот, мужчина сбросил на телегу последний мешок и выпрямился. Наши взгляды встретились. Я увидел, что его широкий испещрённый продольными морщинами лоб блестел от пота, и вздрогнул. Лицо его было обезображено. Шрам рассекал лоб, и всю левую сторону лица: стянул в прищуре серо-зелёный глаз, и ушёл ниже на подбородок. Как будто зверь со всего размаха провёл когтистой лапой по лицу, оставив на нём вечную отметину.
Мужчина вытер тыльной стороной ладони лоб и спросил:
– Олег Иванов, будете?
– Да, – чуть помедлив от растерянности, ответил я.
Он кивнул:
– Ща поедем, тока товар заберём, – и повернулся к мальчику.
Тот, упираясь ногами о доски перрона, изо всех сил волочил ящик.
– Митря! – мужчина так гаркнул, что я от неожиданности чуть не подпрыгнул. – Брось ящик-то. Я тебе что сказал, олух царя небесного! Коробки собирай. Коробки! Надорвёшься ещё.
– Не, батя, не надорвусь! – откликнулся Митря и глянул на отца. – А коробки-то все, кончились, я уже перетаскал!
