Алекс поднялся с насиженного места, скрипнув пружинами дивана, и прошел к зеркалу в ванной комнате. Это и вправду был он, образца нейрофиновой зависимости. Растянутый свитер. Свалявшиеся колтуном давно немытые волосы. Многодневная и жесткая, как обувная щетка, щетина. Бесчисленные комариные укусы с точечными кровоизлияниями от иглы офтальмологического шприца на белках глаз. Чувство безнадежной обреченности, застывшее на тонких губах с опущенными уголками.
«Это сон или, напротив, вся история с работой в государственной службе психологического мониторинга была горячечной фантазией посреди очередного прихода? Я так и не сдвинулся с места. Просто рехнулся. Дал тоске, боли и страху сломить себя».
Где-то в глубине комнаты на экране инфопанели, постоянно включенной, чтобы отогнать липкое и щемящее чувство одиночества, сработал оповещающий сигнал о новом доставленном электронном письме. Алекс вернулся в комнату и взмахнул рукой перед сенсорным датчиком, открывая почту. В сообщении подтверждалась заинтересованность в его кандидатуре на должность психотерапевта. Отправителем числилась зарубежная компания «Сновидения Инк», послужившая несколько лет назад фундаментом для организации государственной службы психологического мониторинга в структуре здравоохранения СГА. В конце письма он обнаружил с десяток прикрепленных ссылок на онлайн-тестирования и солидный перечень анализов, которые ему необходимо было сдать, чтобы перейти на следующую стадию отбора рекрутов.
От сухого ответа на его запрос, сделанный в порыве глубочайшего отчаяния и напоминавший письмо в бутылке от потерпевшего кораблекрушение на необитаемом острове, в душе зародилась робкая надежда на лучшее. Однако просвет в тучах оказался вспышкой молнии. Алекс чувствовал диссонанс в воспоминаниях. Не то время и место. В реальности все было иначе.
Перед ним разверзлось черной дырой бездонное дуло пистолета. Он наставил ствол с взведенным курком прямо на глазное яблоко. Большой палец правой руки нервно скользил на спусковом крючке. Алекс вновь был готов покончить с собой, но теперь куда менее приятным способом.
Пистолет нежно прошептал ему:
– Кто сказал, что истовый гедонизм не лучший способ самоубийства?
Он расположился в плетеном кресле посреди своей комнаты, но уже в другой квартире. Его приятели говорили, что она может служить выставочным стендом в крупном мебельном магазине. Стандартные решения. Никакой изюминки. Словно здесь никто не живет, а скорее имитирует жизнь, больше похожую на иммерсивную симуляцию. Так и было. После длительного пребывания в армейском психиатрическом диспансере, увенчавшего его антисоциальный марафон случаем с неконтролируемым агрессивным эксгибиционистским поведением по отношению к согражданам и последовавшим вооруженным нападением на оных (врачи называли это просто «эпизод», не углубляясь в детали), он честно пытался собрать жизнь, расколотую на куски. Ходил в группы поддержки, организованные благотворительными фондами под патронажем вооруженных сил. Помогал в реабилитации ветеранов с посттравматическим стрессовым расстройством. Посвятил благому начинанию все время, силы и знания, полученные в медицинском университете до мобилизации офицеров запаса. Но тщетно! Зияющая пустота не желала рубцеваться. Обозначилась явственная необходимость в государственной поддержке по многим аспектам социальной жизни. Нечто большее, чем пара вечеров в месяц, на которых выгоревшие дотла, опустошенные люди пытались раздуть друг в друге последние тлеющие искры интереса к физическому существованию. Многие на его памяти накладывали на себя руки. Выходили из дверей реабилитационных центров, чтобы никогда больше не вернуться. Казалось, что всем вокруг наплевать. Политиков и прочих функционеров издревле интересовало одно преумножение власти и контроль безграничных финансовых потоков, но никак не служение народу. Какое им было дело до горстки ментальных калек, брошенных их же рукой в мясорубку борьбы за сферы влияния, если только участие в их жалких судьбах благоприятно не скажется на реноме? Выхода не нашлось, и рана вновь принялась кровоточить.
Инфопанель призывно звякнула оповещением о новом доставленном письме. Отправитель – «Сновидения Инк». Его кандидатура одобрена.
Пистолет с гулким стуком упал на пол. Алексу пришло на ум воспоминание из детства: крепкая рука брата, вытащившего его из реки, когда он чуть было не утонул, едва научившись плавать.
«Почему ты не барахтался? – спросил он тогда. – Почему не звал на помощь?»
Алекс всю жизнь шел на дно молча, гордо и с достоинством. Подвернувшаяся вакансия стала для него якорем, не позволившим жизненному шторму унести его в открытое море. Навязчивые фантазии о загадочной и будоражащей разум работе мечты далеко за океаном вернули ему интерес к жизни.
«Якорь».
Слово что-то значило, но он толком не мог вспомнить, что именно. Мысль ускользала, но Алекс вот-вот был готов нагнать ее.
Резкий хлопок взрыва тараном врезался в оконное стекло. Ударная волна отбросила Вульфа на пол, засыпав всю комнату осколками и обрывками портьер. Тонкий комариный писк, застрявший в ушах, поразительным образом контрастировал с наступившей звенящей тишиной. Он с трудом поднялся на ноги и стал осторожно пробираться к зияющей дыре, оставшейся на месте окна, стараясь не наступить на битое стекло.
Выглянув наружу, Алекс не обнаружил никаких видимых повреждений и следов взрыва. Подворотня была пуста и безжизненна. На улице горело тусклым светом несколько фонарей. К его дому была приторочена толстая цепь, уходившая многочисленными звеньями в непроглядную темноту. Небольшой магазин на углу был закрыт на ночь, хотя над входом призывно помаргивала кислотная вывеска «24 часа». Окна дома напротив глядели на него слепыми занавешенными глазницами. Лишь одно из них сияло ярким болезненным огнем. В проеме он разглядел Жюли Орье. Она стояла посреди больничной палаты и пристально, как в зеркало, всматривалась в окно. Проводя руками по плавным изгибам своего тела, вертясь и так и эдак и ероша волосы в различных вариациях причесок, Жюли казалась самой обычной девушкой, сбросившей маску ученого-трудоголика и требовательного менеджера. В эти мгновения она выглядела свободной от тягот незримой многолетней ноши и расцветала буквально на глазах. Когда из глубины палаты раздался сигнал вызова от пациента, все вернулось на круги своя. С укоризной посмотрев на свое отражение, она разочарованно улыбнулась и понуро побрела прочь, скрывшись из виду.
– Жюли! – крикнул Вульф, но надсадный призыв натолкнулся на плотную незримую мембрану, поглотившую звук его голоса. Все равно что орать в вакууме.
Мерзкий и протяжный скрежет дверного звонка заставил Алекса вздрогнуть. От неожиданности он отпрянул от окна, потерял равновесие и наступил босой ногой прямо на груду осколков. Боль была странной. Медленно нарастающая тяжесть в мышцах ноги, а затем спазм. Он потянул мышцы насколько смог, и боль неторопливо отступила, оставив при движении легкую скованность. Отряхнув ступню от осколков, Вульф не заметил ни единого пореза. Звонок повторился, и он, уже без особого страха перескакивая через битое стекло, ринулся к двери. Пара поворотов замка, и рука привычно потянула дверь на себя, обнаружив за ней потрескавшуюся стену из красного кирпича. Никаких просветов или щелей. Алекс поковырял ногтем цементный шов. Тот слегка раскрошился, но не более. Свежим он не выглядел точно. Кто-то на другой стороне зажал кнопку, и душераздирающее дребезжание заполнило всю комнату.
