– Нет.
– Все сейчас зависит от успеха нашей миссии. Так для чего ты здесь?
– Чтобы начать все с начала. Вновь обрести собственное призвание и смысл жизни. Помогать людям.
Девочка недоуменно развела руками, скорчив рожицу:
– Им всем нужна твоя помощь. Чего же ты ждешь, печальный ковбой? Вижу цель – не вижу преград!
– Язва…
Вдвоем они отправились в путь по таинственному особняку, по дороге заглянув в спальню девочки. Из выдвижного ящика прикроватной тумбочки она захватила портативный фонарик.
– Папа подарил на день рождения, – пояснила кроха, передав его Вульфу. – Сказал, что он убьет любого полуночного монстра, забравшегося ко мне под кровать.
– Хорошо, что не в кровать.
– Смешно. Ты всегда говоришь подобные гадости маленьким девочкам?
– Нет. Похоже, чертов Гловер вправду умеет просочиться в сознание со своими низкопробными шуточками.
– Просто тебе страшно, поэтому ты цепляешься за понятные вещи, чтобы меньше бояться. У меня, например, есть любимый игрушечный кролик. Его зовут Банни.
Девочка показала ему розового кролика с глазами-пуговицами и умилительными вислыми ушками.
– Я знавал его, вышедшим на пенсию, – сказал Вульф.
Алекс стер пыль с одной из голографий, стоявших в рамочке на комоде, чтобы лучше рассмотреть женщину с мягкими, но безвольными чертами лица, с любовью вплетавшую дочурке желтую шелковую ленту в кудрявые волосы.
– Идем! – девочка тронула его за руку. – Нужно спешить.
Покинув спальню, они пошли по бесконечному коридору со стенами, увешанными потрясающими рисунками. Картины, написанные талантливой рукой, менялись, словно калейдоскоп. Преисполненные светом, теплом и любовью с каждым шагом они наливались злобой и отчуждением. Миновав коридор, Алекс со спутницей попал в просторный зал центрального холла. Девочка заставила Вульфа пригнуться и выглянула из-за перил второго этажа вниз. Алекс осторожно последовал ее примеру.
С большой хрустальной люстры на удавке свисал труп женщины. Длинные темные волосы скрывали ее лицо. Полуистлевший халат едва прикрывал синюшное узловатое тело, больше похожее на скелет, обтянутый иссушенным пергаментом. Девочка сжалась в комок, не решаясь бросить взгляд в ту сторону.
Клубы паутины были повсюду, скрывая ее родной дом и превращая его из самого безопасного уголка на свете в пугающее гнездо ночного кошмара. Одно место на стене оставалось свободным от белого липкого покрывала. Там висела картина с больницей, затерянной посреди гор. Свет солнца, искаженный туманом, походил на размытый багровый крест. От больницы по склону горы спускались двое. Они становились все крупнее и отчетливее, пока Вульф не смог разглядеть Орье и Гловера. Подойдя к краю картины, они соскочили с полотна на пол.
– Жюли, какого черта? Ты сказала, что мы ищем Вульфа. Где он? Почему мы не вернулись за ним, когда он отстал?
– Не стоит тебе за него беспокоиться, Артур. Лучше переживай за себя. Вульф здесь. Как обычно прячется, страшась встать лицом к лицу со своими страхами. Что до тебя, то ты попал прямиком к обеду. Знаешь, какое сегодня главное блюдо?
Орье противно захихикала, закружившись в танце вокруг Гловера. Она напоминала марионетку, подвешенную на ниточках, уходивших к потолку.
– Расслабься, Артур. Печали здесь места нет. Лучше потанцуй со мной.
С каждым оборотом и па она оплетала его тугим мотком паутины, истаивая в воздухе и превращая тело в прочный кокон. Гловер пытался сопротивляться, но паутина моментально сковала его движения. Когда он больше не мог пошевелиться, тонкие многосуставчатые лапы свесились с потолка и потянули его наверх в густые заросли.
Вульф дернулся, но его руки буквально примерзли к перилам, за которые он судорожно цеплялся все это время. Алекс обернулся и увидел человекоподобную тень, заполнившую коридор за спиной. Маска скорби впилась безразличным взглядом в девочку, которая без тени сомнений выступила вперед, навстречу раздирающей сердце тоске.
– Мне больше не больно за тебя, мама! – выкрикнула она. – Да, отец был болен и умело скрывал это благодаря знаниям, уму и навыкам, но ты… У тебя была жизнь, полная возможностей, чтобы бороться за счастье. Ты была прекрасным художником и могла посвятить себя творчеству. В конце концов, у тебя была я, как источник чистой детской любви, дабы справиться со всеми жизненными невзгодами. Вместо этого ты предпочла зачахнуть, как нежный цветок при первых осенних заморозках. Так прочь из моей души и не терзай мое сердце грустью. Мне больше не больно за тебя!
Тень объяла девочку, укутав ее черным непроницаемым плащом. Морозные узоры стали расползаться по коридору ледяными змеями. Вульф с натугой оторвал руки от перил, сорвав кожу с ладоней, примерзших намертво. Он выхватил фонарик и включил его. Луч света прожигал тьму, но не мог отыскать девочку, сокрытую в тенях. Тогда Алекс направил фонарик на тело повесившейся женщины. Фонарь осветил безликий манекен из торгового центра, подвешенный к люстре на веревке и одетый в какое-то дешевое тряпье. Эрзац детского страха, утративший узнаваемые черты и пугавший скорее своим образом, чем сутью. Маска скорби треснула, разлетевшись на мелкие осколки, а сгусток тьмы взорвался облаком света. Маленькая девочка исчезла, но занявшая ее место девушка по-прежнему твердо стояла на ногах. Волосы и плечи покрылись инеем. Покрасневшие от холода кулаки были крепко сжаты.
Кто-то наверху противно зацокал языком и мерзко захихикал. По сложному плетению сетей паутины проворно спускался тарантул с человеческим туловищем.
– Так-так-так! – защелкал он. – Моя малышка Жюли выросла и отрастила под юбкой пару мужских яичек. Ох уж мне эта смена гендерных парадигм! С женщинами было проще управляться, когда они стояли у плиты и открывали тебе холодное пиво после тяжелого рабочего дня.
Вульф и Орье бросились бежать, но цепкие когтистые лапы ловко подхватили их и подняли в воздух. Они безвольно повисли напротив мужчины, вросшего в тело огромного мерзкого паука.
– Можешь обманываться сколько хочешь, малышка Жюли, но истина такова, что ты давно запуталась в моих тенетах. Вся твоя жизнь принадлежит мне одному!
– Нет! Моя жизнь посвящена благому делу, а что до тебя… Тебя я вылечу, чтобы посмотреть в глаза на равных и спросить, какая херня творилась в твоей бедовой голове, что ты, первоклассный специалист, не замечал очевидных вещей, происходивших под носом.
Паук недовольно зашипел:
– Ври себе сколько хочешь, паршивка! Сублимируй внутреннюю боль в дело чужой жизни. Пейтон не пророк и не самоотверженный лекарь, а талантливый делец. Он пойдет на все ради своего детища. Ты знаешь это. Глубоко в сердце ты догадываешься. Твои сомнения пожрут вас всех!
Массивные челюсти Хайдена раскрылись четырьмя отвратительными жвалами, источавшими едкую слюну. Лапы потащили Вульфа к ненасытной пасти, но Орье сорвала с руки желтую шелковую ленту, сплела ее в клубок и швырнула в бездонную глотку. Паук содрогнулся и выпустил их из лап.
