– На это и был расчет при введении новой ролевой модели?
– Именно! Вы отрезвляете нас. Приходя сюда, мы постепенно теряем представление о сне и яви. Все, кроме якоря. Только ама изначально свободен от уз своей раковины за счет избыточной экстраверсии. Он призван вытащить эго других психонавтов в КОС. Проблема в том, что ама частенько забывает о собственной цели, плутая в лабиринтах иллюзий. В результате мы либо застреваем в раковинах своего сознательного, омываемого волнами тревог и комплексов, либо, если ама справляется со своей задачей, многократно погибаем по пути к семени сна, утрачивая осознанность и низвергая КОС до дикой первоосновы человеческой природы – тени. И первое, и второе грозит серьезными травмами, нанесенными психике группы извлечения. Психонавты с хорошо выраженными естественными механизмами защиты впадают в гибернацию, не успевая испить горькую чащу до самого дна. Всем прочим везет меньше.
– И моя цель – предотвратить утрату осознанности?
– Так было задумано. После извлечения семени сна вы должны вытянуть нас обратно в явь.
– Как вы пробуждались до моего появления в Конторе?
– Медикаментозно. Это напрочь сбивало циркадные ритмы и провоцировало постгипнотическую фугу. Отряды психонавтов надолго выбывали из строя после подобного возвращения на твердую землю. Участие якоря многое упростит.
– Почему же, интересно, еще совсем недавно вы подвергали сомнению мою кандидатуру для погружения с группой извлечения?
Орье смешалась:
– Не терплю недомолвки, поэтому объяснюсь. Не могу понять, почему именно вы так идеально вписались в концепцию Пейтона, а я ненавижу блуждать в потемках! Кто-то ведет двойную игру, и я не могу разобрать кто. Пока, по крайней мере.
– Мне показалось, что во сне все тайное становится явным.
– Напротив, эту особенность тоже привнесли вы. До сей поры никто из нас душевным эксгибиционизмом не страдал. К тому же мы все профессионалы, чтобы так безобразно раскрываться перед посторонними людьми. Алекс, чувство сопереживания у вас выражено необычайно сильно, поэтому мы не врали, предлагая вам должность психотерапевта. У Пейтона явно есть далеко идущие планы на ваш счет.
Они добрались до здания с вывеской. Колокольчик на входной двери возвестил об их прибытии в маленький двухэтажный провинциальный отель. Небольшая рецепция жалась к подсобным помещениям, открывая дорогу к коридору с номерами постояльцев и лестнице на второй этаж. Никакой избыточной роскоши в подобном заведении отродясь не водилось, но аккуратность и чистота присутствовали даже в мельчайших деталях и самых незаметных уголках.
Усталая женщина средних лет встрепенулась за стойкой, увидев ночных посетителей. Она дружелюбно поприветствовала их:
– Доброй вам ночи, уважаемые! Чем могу быть полезна в столь поздний час?
– Мы ищем мальчишку лет десяти, – сказал Гловер. – У вас тут такие не водятся?
– Джон? – встревожилась женщина. – Что он опять натворил?
– Ничего дурного, смею вас уверить, но нам бы очень хотелось его увидеть, – успокоила ее Орье.
Женщина нахмурилась:
– Наверное, опять таскается за дочкой господина Энслина. У нее слишком легкий и беззаботный нрав, не в пример своему благоразумному отцу. Девочка даже не ведает, что творит с душой бедного мальчика. Как бы не случилось беды! Господин Энслин всегда был так добр к нам. Мой покойный муж всю жизнь проработал на ветрогенераторах, принадлежащих его энергетической компании. Он погиб на производстве. Несчастный случай – так мне сказали. Господин Энслин принял самое активное участие в нашей нелегкой судьбе. Отдал в заем отель. Следит за воспитанием и образованием сына.
– И где же юный Джон находится сейчас? – спросил Стейнбек.
– Он должен был вернуться пару часов назад и подсобить мне по хозяйству. Умоляю, найдите его! Проследите, чтобы не стряслось чего дурного.
– Мы с радостью поможем вас, миссис Пейтон! – Стейнбек взял ее за руки и с улыбкой пожал их. На прощание он приложился губами к тыльной стороне ее правой кисти. Женщина так и зарделась.
– Вы злопамятный старый ублюдок, профессор, – буркнул Гловер, выходя на улицу. – Готовы нагадить человеку в душу ни за грош.
– Не мог отказать себе в подобном удовольствии. Мелочность – мое вечное проклятие. И, спешу заметить, для директора подобная глупость как с гуся вода, а мне чертовски приятно.
– Какая прелесть!
Пока психонавты восходили к замку, часы на башне ратуши пробили полночь. Небо с огромной бледной луной заволокли тяжелые низкие тучи. Принялся накрапывать мелкий противный дождь. Бездонное озеро и небеса стали единым целым, уподобившись черной вуали на лице скорбящей женщины. В этой серой пелене скрывалась темная фигура мальчика в рясе, неотрывно преследовавшего психонавтов, но стоило только Вульфу внимательно присмотреться, как сильный порыв ветра рассеял призрачное видение.
– Поздновато для дружеских прогулок, не находите? – обратилась Орье к психонавтам.
– Малыша Пейтона ведет собственный флюгер. Гормональная буря и пунктуальность – вещи не совместимые, – заметил Стейнбек.
– Судя по вырисовывающимся декорациям, развязка будет не из приятных, – подытожил Гловер.
Они поднялись на самую вершину скалы, разглядывая величественный замок, застывший на краю пропасти. Увитая плющом крепостная стена ограждала внутренний дворик с башней-донжоном, взвивавшейся в небо остроконечным шпилем. Стрельчатые окна светились многоцветными витражами, отбрасывая радужные блики на депрессивную и серую пелену затяжного дождя.
К замковой стене примыкал старый сад, огороженный кованым забором. Вульф успел заметить, как юркая тень, ненамного опередив их, перемахнула через него, обронив несколько неброских цветков из импровизированного букета. Алекс указал всем на сад, и они подошли поближе к ограде, чтобы проследить за директором.
Пейтон успел измениться с момента их предыдущей встречи на берегу озера. Из маленького мальчика он превратился в нескладного угловатого подростка, таившегося в ночи в ожидании дамы сердца.
– Эбби, – робко позвал он. – Ты здесь?
Ответом ему был включившийся яркий прожектор на замковой стене, ослепивший подростка и психонавтов, застывших у ограды. Высокая черная тень выступила вперед, оставаясь смутным силуэтом на фоне обжигающего света.
– Вы, молодой человек, я вижу, никак не уйметесь? – молвила тень, подав знак рукой кому-то невидимому для глаз психонавтов.
– Господин Энслин, я лишь хотел… – пожилой слуга, вынырнув из-за деревьев, ударил Пейтона под колени резиновой полицейской дубинкой, опрокинув его лицом в грязь.
– Ваш отец был человеком чести, – продолжил Энслин, будто бы не замечая побоев. – Служил достойно: не крал, не врал, не чурался сложных и опасных заданий. Работал как полагается. Погиб, исполняя мою волю, и я, в свою очередь, как человек чести, из благодарности за подобную преданность, счел долгом позаботиться о вашей семье, оставшейся без единственного кормильца. Всем, что у вас с матушкой имеется, вы обязаны мне, юноша.
