– Вы не боитесь замкнутых пространств? – неожиданно спросила Орье у Вульфа, когда лифт мягко потащил их наверх.
– Естественно нет.
– Вы использовали слово «естественно» как защиту. Почему?
– Любое отклонение от нормы делает тебя уязвимым.
– Согласно врачебной этике рекомендовано говорить «особенности», – пояснила Орье, – а никак не «заболевания» или «отклонения».
– Ну а мы у себя на задворках цивилизованного мира без зазрения совести используем выражения вроде «поехал кукухой», «потек крышей» и прочие нерафинированные фразеологизмы.
Губы Орье слегка скривились, будто она попробовала лимон.
– Ваша культура слишком прямолинейна. В англосаксонской традиции, ставшей нормой делового общения в западном обществе, это сочтут за грубость и невоспитанность.
– Мы же зачастую сочтем за лицемерие ваши формулировки, – парировал Вульф. – Довольно культурологических экскурсов. Вы пригласили меня не ради толерантности и скругленных углов. Сии характеристики точно не относятся к моим сильным профессиональным сторонам. Однако я здесь.
– Это верно, – согласилась Орье. – Вы обладаете набором определенных психосоматических параметров, необходимых для успешного выполнения предстоящей работы. Плюс богатый клинический опыт. После завершения боевых действий на арктическом шельфе вы активно участвовали в реабилитации многих пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством. Откуда взялось такое истовое христианское рвение?
– Глубокое личное погружение в проблему, знаете ли.
– Как романтично… – процедила сквозь зубы Орье.
Створки лифта распахнулись с характерным предварительным сигналом, выпуская их в просторный коридор. Жестом Орье пригласила Вульфа идти следом.
Пол коридора выстилал ковролин с замысловатым геометрическим узором ярких оттенков, присмотревшись к которому можно было утонуть в фантасмагорической бесконечности. По полу ползали лаборанты службы психологического мониторинга, тщательно перебирая ворсинки, нежно поглаживая их и иногда с упоением зарываясь лицом в ворс.
Вульф остановился и завороженно уставился на разыгравшееся перед его взором парадоксальное действо, почувствовав себя невольным участником артхаусной постановки в любительском экспрессионистском театре.
– Что они делают? – спросил он.
– Добровольцы из фармакологического отдела тестируют новые синтетические энтеогены, – бросила через плечо Орье.
– Не думал, что попаду в коммуну хиппи.
– Мы не можем экспериментировать на посторонних, – Орье резко остановилась. – Не выноси сор из избы. Так ведь у вас говорят? Территория наших интересов далека от устоявшихся рамок. Стоит ли удивляться разносторонности используемого инвентаря?
– Неожиданно наблюдать подобный подход на государственной службе.
– Напротив, переход из сферы частного предпринимательства на государственное финансирование многое упростил. Например, легальный доступ к запрещенным бюро общественной безопасности веществам, оборудованию и технологиям.
– Узаконенный оборот наркотиков? Похоже, я влип.
– Вы такой скучный, мистер Вульф! Привыкли к синим чулкам и пыльным инфотекам у себя на родине?
– Есть немного.
– Выбросьте из головы представления о привычных шаблонах протокольных научных исследований. Можете считать Контору современной башней из слоновой кости для ученых в сфере психологии, психиатрии и нейрофизиологии. Здесь сконцентрированы лучшие умы и работают сотрудники, считающиеся пионерами в своих профильных областях.
– Похоже, один из ваших пионеров недавно обделался… – ехидно заметил Вульф.
Они оставили позади экспериментальный кусочек мира и благоденствия, выпестованный нейрохимическими методиками посреди акульей фермы корпоративной реальности, продолжив путь к кабинету Орье.
Алекс глубоко задумался. Лобовое стекло его внутренних чувств едва позволяло трезво оценить ситуацию. Анализаторы словно обдало весенней грязью из-под колес встречной машины. Зашоренное восприятие сбивало с толку, и от этого он ощущал себя особенно некомфортно. В головном офисе государственной службы психологического мониторинга не было острых граней как в архитектуре, так и в формулировках, принятых в общении его персонала. Все вокруг было чрезвычайно обтекаемым и зыбким. Миражами в пустыне. Он будто скользил по склону горы в пропасть неизведанного. Алекс не мог остановиться, уцепившись за надежную и крепкую опору.
В кабинете Орье паранойя ослабила хватку на горле Вульфа. Там царил порядок, рационализм и контроль. Аскетично обставленный офис был чистым, светлым и умиротворяющим. Многочисленные папки с электронной бумагой лежали аккуратными стопочками на большом умном столе со столь разнообразным и богатым функционалом, что любой топ-менеджер искусал бы локти в попытке заполучить такой же. На полках вдоль стен хранилась огромная коллекция профильной прикладной литературы. На диванчике в углу офиса остались лежать неприбранными с ночи смятые декоративные подушки и свесившийся с края плед.
Проследив за взглядом Вульфа, Орье пояснила:
– Иногда приходится задерживаться допоздна.
– Не знал, что в амеранглике «иногда» и «регулярно» стали синонимами.
– Сказать по правде, мое жилье не особо отличается от этого офиса, так зачем бессмысленно тратить время на дорогу туда и обратно? Вопрос сугубо риторический, и давайте сразу расставим все точки над «и»: первое – это не ваше дело, а второе – как вы догадались?
– Никакого психоанализа, лишь старое доброе обоняние. Здесь пахнет не офисом, а жилыми апартаментами.
Орье хмыкнула, располагаясь в мягкой зоне, предназначенной для приема посетителей, и предложила Вульфу последовать ее примеру.
– Поздравляю. Пока что вы демонстрируете все поведенческие паттерны, благодаря которым вас пригласили принять участие в этом проекте.
– Как раз об этом и хотелось бы поговорить. Извольте пролить свет на характер предстоящей работы и роль, уготованную мне.
– Всему свое время, мистер Вульф. Остался последний вопрос. Что подвигло вас бросить все и отправиться на другой конец света?
– Предложенная оплата труда и имя Джона Пейтона в качестве научного руководителя.
– Ваш напускной цинизм столь же смешон, как первые курчавые волосы на лобке у подростков, которыми они так гордятся в юности. Говорите правду или отправляйтесь восвояси первым же рейсом.
– О`кей. В проницательности вам не откажешь. Раз вы так просите… – он кашлянул в кулак, прочищая горло и собираясь с мыслями. – Безнадега. Депрессия. Отсутствие возможной самореализации там, где я находился. Наивно, но в мире, о котором я мечтал, врач, полностью посвятив себя выбранному призванию и саморазвитию, должен был помогать людям и получать за это достойное вознаграждение, позволяющее ему не заботиться ни о чем кроме работы. В реальности все оказалось иначе. Медицина свелась к сфере услуг. Ты должен был впаривать помощь пациентам вроде шарлатана от мира эзотерики, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Мне же хотелось быть на острие профессии.
