– Под идиотской затеей вы подразумеваете патриотический долг государству? – спросил один из «серых костюмов». – Ваши исследования финансируются из федерального бюджета, взамен же правительство изредка просит о маленьких услугах во благо родной страны, доктор Орье.
– Но результат…
– Плевать на результат. Не вам оценивать его.
Орье с грохотом отодвинулся на стуле подальше от стола:
– Я так больше не могу и отказываюсь участвовать в ваших садистских экспериментах.
«Серые костюмы» обменялись быстрыми взглядами:
– Прискорбно слышать подобное из ваших уст, доктор. Что ж… придется найти кого-нибудь менее щепетильного. У наших с вами работодателей очень большие планы по развитию психоневрологического сегмента рынка.
Молодой ассистент сверлил Вульфа задумчивым и напряженным взглядом. Этот взгляд походил на протонный луч, буравящий череп. Он проникал в самое сознание. Вокруг него расползался сигаретный ожог, по краям которого тлела его объективная реальность. Когда он дополз до краев видимого поля зрения, то не осталось ничего, кроме обжигающего света. Свет стал меркнуть, пока не снизошел до бледного холодного солнца, зависшего над аэродромом арктической госпитальной базы.
Вульф стоял на коленях в изодранном защитном костюме посреди взлетно-посадочной полосы и глядел на пылавшие вдали здания госпиталя. Экран его шлема пересекала длинная кровавая полоса – последний привет от полковника Зикевского. Алекс наткнулся на него, когда покинул стерильную зону. Командир напал без предупреждения, напоминая обезумевшее дикое животное. Он повалил Алекса на пол и принялся терзать голыми руками защитный костюм. Вульфу с трудом удалось выхватить пистолет и просунуть его между собой и полковником. Он выпустил ему в живот всю обойму, и лишь тогда командир обмяк. Перед самым концом его взор прояснился, и рука с оторванным мизинцем прочертила кровавый след на шлеме, ища помощи и поддержки. Обручальное кольцо неприятно скребло по экрану, оставляя глубокую царапину.
На фоне большого пожарища отчетливо выделялись бесчисленные темные пирамиды из тел погибших, снесенных биоботами со всей госпитальной базы. Паралич дыхательной мускулатуры и аффективные припадки неконтролируемой агрессии стали причинами, выкосившими почти весь персонал и пациентов после ракетного обстрела за исключением редких бедолаг, пребывавших в шоковом ступоре. Пострадал только их разум. Вирус ломал нейронные цепи в их мозге и в бессчетном количестве уничтожал нервные клетки. Алекс чувствовал, что с каждой секундой теряет себя. Он не мог оторвать взгляда от ужасных тотемов, воздвигнутых во славу бессмысленной войны ради чужого обогащения, прикрытого вуалью патриотизма и облагороженного гимнами. Безжизненные тела в них были необходимыми деталями, сложенными в анатомическую мозаику, продиравшую до костей. Его любимая, его друзья, его наставники и коллеги – все были там. Вскоре загорелись и они, ликвидируемые согласно противоэпидемическому протоколу.
Где-то на самом краю иссушенной пустыни его отчужденного сознания, он слышал нарастающее стрекотание вертолетов. Один из них приземлился неподалеку от Вульфа. На его борту был выведен странный знак – человеческий мозг, закованный в цепи, а за ним маяк, озаряющий разум светом. Транспортный люк опустился, и по нему на взлетную полосу сошли военный медик и двое солдат, снаряженные средствами специальной защиты. Они везли в его сторону роботизированную медицинскую каталку с герметичной капсулой непонятного назначения.
Командиром группы был медик, заметно прихрамывавший на одну ногу. Он обошел вокруг Вульфа и приказал:
– Торн, обездвижьте выжившего, а вы, Беккер, подготовьте к работе компактный ускоритель частиц. Надо подчистить хвосты.
Тот, кого звали Торном, оторвал взор от пылавших вдали пирамид, возведенных из трупов.
– Не милосерднее ли будет просто пристрелить его, сэр?
– Выполняйте приказ, солдат! – отрезал командир группы, глядя в лицо преклоненного врага, и потом добавил едва слышно: – Сегодня мы сеем ветер.
– И узрел я Бога, – пробормотал Торн, подчинившись. – И был он жесток.
Торн вколол Вульфу седативный препарат и распаковал из громоздкого защитного костюма. Холод плетьми обжег тело Алекса, ненадолго вернув разум к болезненной реальности из плотно закупорившейся во избежание психологической травмы раковины сознательного. Солдаты поместили его в герметичную капсулу, пристегнув голову, руки и ноги держателями. Вокруг головы с торчавшими во все стороны присосками электроэнцефалографа беззвучно закрутился барабан томографа, и через несколько мгновений его сознание затопил ослепительный свет, вырвавшийся из наконечника гентри. Прошла целая вечность, прежде чем на фоне испепеляющего пламени проступил темный силуэт, сидевший за рабочим столом. На самой границе сознательного размеренно щелкал маятник метронома.
– Кто ты такой? – прокричал Вульф в ревущий поток фотонов.
– Вы знаете, кто я, – ответила тень.
– Чего ты хочешь?
На лице тени вспыхнули маски других людей. Они прорастали из тьмы, плавились и менялись, перетекая друг в друга.
– Вы сослужили грязную и неблагодарную службу и стали затупившимися инструментами коллективного бессознательного. Для всякого поломанного скарба есть сарай. Там вам самое место… – произнесла Жюли Орье.
Вульф увидел ее отца, скрючившегося на койке в больничной палате, и Рональда Гловера, стоявшего бледной тенью перед входной дверью в маленький домик, где его ждала семья и жизнь из давно позабытого сна. Напоследок ему явился другой образ. Он сидел посреди пустой комнаты с рукой, поднесенной к глазному яблоку. Инъектор с нейрофином и пистолет в руке судорожно менялись, словно подвисшая анимация на экране голографического проектора.
– Как они могли так поступить с нами? Мы должны были подготовиться к эпидемии, но вместо этого, как дрессированные собачонки, танцевали на задних лапах за угощение с хозяйского стола, – прошептал Стейнбек полупустому стакану в баре.
На маслянистой поверхности выпивки танцевала свадебный танец его юная дочь. Рядом с ним сидел монстр, но монстры по другую сторону баррикад были еще ужаснее.
– Папка вечно играет в надмозговые игры, а мы всего лишь фигурки на игральном столе, – напомнила Банни Чок, проснувшись посреди центральной камеры сенсорной депривации.
Широко раскрытые глаза смотрели прямо в душу. Она беззвучно закричала, пуская изо рта пузыри в геле Роуча, и задергалась посреди воздухоносных трубок и бесчисленных проводов мухой, залипшей в паутине.
Наконец тень обратилась фигурой Джона Пейтона. Он стоял на ослепительно-ярком фоне замка, пылавшего над горизонтом.
Директор произнес:
– Семена ветра взросли неистовой бурей во славу худших из господ, и, дабы справиться с бурей, мы выкуем собственный меч из шипов и терний, на который будут нанизаны наши души.
Глава 17. Фуга
Вульф вынырнул из сна в горячечном поту. Часто и тяжело дыша, он лихорадочно огляделся по сторонам. Алекс находился в больничной палате психоневрологического стационара, разместившегося на пятом этаже Конторы. Его держала за руку сидевшая рядом Орье, слегка прикорнув и свесив голову на грудь. Через открытую дверь палаты был виден тускло освещенный коридор, где на кушетке примостился Гловер, подложив под голову свернутый пиджак. В темном углу стоял, прислонившись спиной к стене, Беккер и пристально наблюдал за Алексом.
