Из эпицентров взрыва по городу тянулись вереницы спецмашин с голографическими изображениями логотипов городских клиник. Но ещё больше вдоль каждой магистрали двигалось угловатых антрацитово-серых глайдеров без единого окна в корпусе. Это была спецтехника Главного крематория. Автопилоты обычных пассажирских глайдеров корректировали свою программу действий таким образом, чтобы каждый раз уступать дорогу спецтранспорту. Мне тоже пришлось перейти на автоматическое управление, чтобы ненароком не нарушить правила городского движения.
Несмотря на масштабные разрушения и полную остановку работы электричек, основная часть города продолжала свою обычную жизнь. Вре́менные неудобства коснулись лишь тех, кто относился к Зеро – из всех горожан только они пользовались общественным транспортом, не имея своего личного, и теперь оказались практически полностью лишены возможности перемещаться в отдалённые части полиса. Кроме того, возникла поправка на скорость перемещения за пределы Центрополиса, но для владельцев персональных воздушных глайдеров-джетов, не привязанных к городским магнитным магистралям, а перемещавшихся по авиатрассам, и в этом не было никакой проблемы. Я тоже давно могла бы приобрести личный джет и преодолевать расстояния между городами в десятки раз быстрее. Однако в этом случае мне понадобилось бы искусственное введение в режим гибернации каждый раз на время полёта: мои панические атаки, как называл это Грег, на большой высоте становились непреодолимыми.
По прошествии недели многоуровневое дорожное полотно было полностью восстановлено во всех точках, и вдоль внешних колец запустили новенькие электрички. А причины произошедшей катастрофы, видимо, так и осели во внутренних правительственных отчётах и не освещались для широкой общественности. Сама не знаю, почему это беспокоило, но получить ответы на волнующие меня вопросы было негде. А тут ещё и в среде специалистов, с которыми я общалась по рабочим темам, прошёл слух, что авария случилась в результате спланированной диверсии извне. А именно со стороны эмпатов. Я не хотела думать ни о чём подобном, но надоедливые мысли сами лезли в голову.
«Неужели ты не опасаешься, что твоя картина мира рухнет, как взорванный Центрополис? Не факт, что ты с этим справишься», – кажется, так сказал мне Грег на одном из первых сеансов, когда я делала пробные шаги в познании эмоций. Почему он употребил такую странную метафору о взорванном Центрополисе? Может быть, он что-то знал? И нужно ли теперь опасаться, что столице угрожает нечто большее, чем авария на нескольких автомагистралях?
«Индивид, регулярно испытывающий бесполезные, но энергозатратные эмоции на восемьдесят восемь процентов больше подвержен стрессам, чем среднестатистический алекситимик», – гласили обучающие материалы по Общей биологии в интернате.
В эти дни я действительно завидовала согражданам, которых такая масштабная авария взволновала не больше, чем внезапно начавшийся дождь. Они оставались в блаженной безмятежности, в то время как мой уровень стресса непривычно зашкаливал, а действенных инструментов для управления этим состоянием у меня не было.
В первый же день после взрыва из-за длительных задержек в пути, я потеряла сразу несколько заказов, за которые не смогла вовремя взяться. Удивительно, но я нашла в этом положительный момент: впервые за несколько недель позволила себе хорошенько выспаться. Это отчасти помогло стабилизировать уровень тревожности. К тому же всего через сутки меня опять завалили заказами.
Я усиленно старалась занять себя новыми проектами и целыми днями не отходила от мониторов рабочих компьютеров. Ела, по старой привычке, прямо за работой. Даже отключила в принудительном порядке напоминания о большинстве активностей в списке задач персонального менеджера. Таким способом я хотела лишить себя любой возможности возвращаться мыслями к произошедшему инциденту, а также к воспоминаниям о тех двух днях общения с эмпатами, которые предшествовали перепалке с Грегом.
В такие периоды, когда я настолько погружалась всеми мыслями в работу, казалось, что начинаю забывать все известные мне диалекты Общеевразийского языка. Их место вытесняли языки программирования, которые я использовала гораздо чаще живой человеческой речи. Поэтому, когда всё-таки высветилось одно из напоминаний, которое я забыла отключить, и менеджер озвучил мне задачу голосом, я некоторое время с непониманием пялилась на браслет, пытаясь сложить услышанные звуки в осмысленный текст. Наконец, до меня дошло: сегодня предстояла плановая стрижка и обесцвечивания волос. Коротко – процедура унификации.
Я знала, что это одна из задач, которую не стоит игнорировать, поэтому без промедлений деактивировала мониторы и отправилась в процедурный блок своих апартаментов.
Обычно я шла на процедуру унификации, вообще не задумываясь, ведь была приучена к ней с раннего детства. Каждый раз всё происходило по стандартной схеме. Раз в двадцать восемь дней я усаживалась в кабинку электронного парикмахера. Система сканировала состояние моих волос и кожи головы – это позволяло вовремя определить наличие сбоев в работе организма, и иногда я получала настоятельную рекомендацию посетить клинику для более детального обследования и назначения корректирующих препаратов и процедур.
Далее при помощи двух различных модулей лазерной установки производилось обесцвечивание корней и укорачивание длины волос в соответствии с установленной нормой. Аналогичную процедуру проходили не только женщины, но также и мужчины-граждане ОЕГ с тем отличием, что мужская стрижка значительно короче женской. Процедура для мужчин усложнена также тем, что при помощи дополнительного модуля производится удаление растительности на лице. Хотя многие предпочитают этой процедуре введение сыворотки, замедляющей рост волос.
И вот сегодня ко мне закралась непрошеная мысль: ради чего же, собственно, всем нам необходимо выглядеть максимально одинаково?
В ответ на этот мысленный вопрос первым делом в памяти всплыли лозунги, заученные ещё в интернате: «Унификация – это эффективный метод устранения излишнего внешнего многообразия путём приведения объектов к однотипности». «Унификация необходима для формирования упорядоченной системы объектов, удобной для пользования».
Среди элементов внешней унификации алекситимиков не только причёска, но и одежда, личный транспорт, интерьер апартаментов и многое другое. Исключением являются лишь те але́ксы, которые живут во внешних городских кольцах – низший обслуживающий персонал. Их комбинезоны не способны менять цвет по желанию владельца и имеют исключительно простые тёмные цвета – синий, коричневый, глухой серый. Комбинезоны остальных горожан изготавливаются из специального волокна, которое может менять окраску в зависимости от нужд пользователя и снабжается системой сенсорного управления костюмом. Чаще всего мы используем светлые и усложнённые оттенки: перламутровый, жемчужный, электрический голубой. Исключение составляют представители Служб: их комбинезоны – антрацитово-серые, чёрные, отливают глянцем. Что касается причёсок, то у жителей внешних колец стрижки и цвет волос не приведены к единой стандартной форме. Низкоквалифицированного специалиста в каком-либо помещении проще всего отличить именно по отросшим волосам натурального оттенка. Каков мой натуральный оттенок, я не могла вспомнить, поскольку никогда даже не приглядывалась к нескольким миллиметрам отросших корней, которые успевали у меня появиться между процедурами. Пропустить процедуру означало нарушить закон, и, как следствие, получить штраф. И впервые во мне возникло смутное желание воспротивиться этому правилу.
