– Твоё воображение бежит впереди тебя. Не волнуйся, всё это – не для внутреннего применения.
– А для чего? Что ты собрался делать?
– Провести для тебя небольшой сеанс арт-терапии.
– Чего?
– Простым языком, будем учиться корректировать своё эмоциональное состояние с помощью творчества. Ничего сложного. Всего-навсего немного порисуем.
– О-о, нет, Грег, только не это, – застонала я. – Графический дизайн никогда не был моей сильной стороной, а живыми красками я тем более ни разу не пользовалась. Думаю, в моём случае это бестолковая затея.
– Чего ты опасаешься? Я не собираюсь оценивать результаты твоего творчества с художественной точки зрения. Отнесись к этому как к диалогу со своим внутренним «я». Только результат этого диалога ты будешь «записывать» не буквами, а визуальными образами. Тебе нужно расслабиться и выполнять простые задания, которые я буду тебе проговаривать. Не слишком сильно задумывайся над процессом. Попробуй получить от него удовольствие. Анализ проведём после, когда всё закончим. А теперь смотри, – Грег подвинул ближе ко мне один из листов, – для начала нужно равномерно его смочить.
Он взял широкую кисть с деревянной ручкой, окунул в один из стаканов с водой и прошёлся по всему листу вдоль и поперёк, аккуратно касаясь его щетинками кисти, показывая мне, как подготовить рабочую поверхность.
– Есть такое выражение – «бумага всё стерпит», – произнёс Грег, вручая мне кисть и другой лист. – И всё-таки будь деликатной. Не проявляй излишнего давления, не набирай чересчур много воды, но и не позволяй остаться на листе сухим пятнам или полосам.
Плавными движениями, я аккуратно заполнила поверхность бумаги прозрачной влагой и рассмотрела его вблизи под разными углами, чтобы убедиться, не осталось ли сухих мест. Когда с этим было покончено, Грег сказал, что нужно подождать минуту-другую, пока бумага слегка впитает в себя воду. Тем временем он подвинул ко мне маленькую ёмкость с ярко-жёлтой жидкостью и выдал другую кисть, раза в три тоньше первой.
– Перед тобой обычная жидкая акварель. Сегодня мы будем использовать всего два цвета. Но я хочу, чтобы ты прочувствовала, что для тебя означает каждый из них. Наблюдай одновременно за двумя процессами: как цвет растекается по бумаге, и какие ощущения разливаются при этом внутри тебя. А теперь возьми кисть, окуни в жёлтую краску и заполни ею лежащий перед тобой лист. Представь при этом, что изображаешь мир, в котором ты живёшь. Жёлтый цвет – это всё то, что тебя окружает. Никаких правил и ограничений нет. Ты можешь поставить лишь точку, а можешь закрасить весь лист. Насколько ярким и интенсивным сделать цвет – тоже зависит от твоего желания. Главное – не забывай прислушиваться к своим ощущениям.
Я сделала всё, как говорил Грег. Сначала взяла лишь немного краски на кисть и слегка прикоснулась ею к влажному белому листу. И тут же на моих глазах стало происходить настоящее чудо. Маленькая солнечная капля, едва коснувшись бумаги, стала расти и увеличиваться в ширину, распуская, словно цветок, свои лепестки-лучики во все стороны. Увеличившись в диаметре примерно до двух сантиметров, капля замерла. Тогда я поставила ещё одну – и всё повторилось. Тут я осмелела и стала водить кисточкой по листу туда-сюда, создавая волны и полосы, которые ширились, переплетались, объединялись друг с другом. Я заворожённо следила за тем, как жёлтый цвет буквально впивается в зернистую бумагу, создавая на ней причудливые узоры. Мне захотелось взять ещё немного краски, и я добавила цвет в тех местах, которые казались мне наиболее пустыми. Грег просил, чтобы я изобразила здесь мир, в котором живу. Какой же он? Большой. Да, просто огромный. Рука с кистью неосознанно потянулась к нижнему краю листа, и краска заполнила всё белое пространство снизу. Но когда я уже собиралась переместиться в верхнюю часть выданного мне поля, что-то словно остановило меня. «Мой мир» заполнил почти половину листа от центра книзу, выгибаясь небольшой дугой-холмиком к середине листа. Но что было там, за этим холмиком? Я не знала. Слишком много неизвестного, неизведанного пространства, которое я не могла назвать своим миром. Поэтому я отложила кисть и посмотрела на Грега.
Он понял мой молчаливый вопрос и придвинул ко мне вторую ёмкость, в которой находилась краска цвета алой крови.
– Прежде чем окунуть кисть в новый цвет, нужно тщательно ополоснуть её в чистой воде, – он кивнул на стаканы. – А потом нарисуй дерево, которое растёт в твоём мире. Оно также может быть каким угодно. Но помни, что красный цвет самодостаточен. Он гораздо активнее и агрессивнее жёлтого. Если взять красного слишком много, он заполнит собой всё пространство, вытесняя целый мир.
Я кивнула и попробовала вспомнить хотя бы одно дерево, которое видела в застеклённых парках в Центрополисе, но образы отчего-то были крайне смутными. Гораздо ярче и во всех деталях запомнились мне деревья в лесу, во время недавней прогулки с Грегом. Те, чьи шершавые стволы я гладила руками и аромат чьих листьев вдыхала с таким удовольствием. Но я не могла изображать те деревья – ведь они не были частью «моего» мира. Так и не придумав себе никакого конкретного образа, я вздохнула и окунула самый кончик уже выполосканной кисточки в красную краску.
На кисти оказалось слишком много неотжатой воды, и маленькая алая капля, которую я поставила с краю листа, небольшой струйкой быстро побежала вниз. При этом, впитываясь в бумагу, алая дорожка стала чуть шире. Кое-где она смешалась с ещё не подсохшим жёлтым, образуя восхитительный апельсиновый оттенок.
«Вот и ствол моего деревца», – отметила я, глядя на постепенно затухающую яркую дорожку. Я попыталась нарисовать ветви – мне непременно хотелось изобразить их длинными, раскидистыми. Но не рассчитала, и ветви вылезли наружу, за пределы «моего мира», ограниченного жёлтым цветом. Однако, чуть отодвинувшись и рассмотрев получившееся изображение целиком, я осталась довольна: получилось лучше, чем я могла ожидать.
Грег понял, что я не собираюсь продолжать и тоже удовлетворённо кивнул:
– Видишь, не так уж и сложно, правда? Ты преодолела очередной внутренний барьер, так что тебя можно поздравить с маленькой победой. Готова поделиться своими ощущениями?
Я задумалась на несколько секунд, но, в конце концов, решила, что мне нечего скрывать. И рассказала всё. О том, как меня загипнотизировало наблюдение за ожившей на бумаге краской, о сомнениях и маленьких открытиях, сделанных в процессе рисования. А ещё о том, что мне отчего-то стало легко и намного спокойнее, чем каких-то полчаса назад.
– Пожалуй, ты сумела извлечь из этого занятия главную пользу для себя, – отметил Грег. – Теперь ты знаешь ещё один способ скорректировать свой эмоциональный фон. Но есть ещё кое-что. Глядя на рисунок, можно многое узнать о человеке, создавшем его. Можно узнать многое о самом себе. А что-то даже исправить при помощи рисунка.
– Как это? – искренне удивилась я.
– Давай разберём на примере твоего рисунка. Ты оставила большой объём незаполненных белых участков на листе. При этом сама же отметила, что существует слишком много неясного, неизвестного тебе. Того, что ты не можешь назвать частью своего мира. Но ветви твоего дерева тянутся в это неизведанное пространство. Это дерево – ты сама, и подсознательно ты хочешь постичь целый мир во всём его многообразии. Часть, окрашенная жёлтым пигментом – это привычный и хорошо знакомый тебе мир городов и окружение алекситимиков. Белое – это всё то, что находится за его пределами. Мир чувств и живой природы.
