– И как здесь можно что-либо исправить?
– Осознать, что все физические границы лишь условность. И заполнить белые участки. А теперь давай ещё раз приглядимся к дереву. Его ствол – тонкий и накренившийся, выглядит непропорциональным по отношению к ветвям. А ещё – оно «болтается» в воздухе, и у него совсем нет корней. Корни дерева – это чувство связи со своими предками, с семьёй. Они дают подпитку и силу всему дереву. А когда дерево не чувствует необходимой опоры, само собой, его ствол будет некрепким и сильно подверженным любым воздействиям извне.
– Но ведь если я просто дорисую дереву корни… в реальности они у меня не появятся.
– Это верно, но лишь отчасти. Сейчас ты вытащила из своего подсознания образ самой себя. Но ты в силах поместить туда новый – тот, к которому стремишься. И если усилием воли и воображения поддерживать этот образ, скоро ты почувствуешь, что действительно стала соответствовать ему в реальности. Да, это может показаться глупой ментальной игрой, но этот метод отлично работает.
Грег поднялся и, подойдя к книжному стеллажу, зашуршал бумагами на одной из полок.
– Я хочу показать тебе аналогичный рисунок моей пятилетней племянницы, – и он положил передо мной точно такой лист, на каком рисовала я. На картине, изображённой рукой ребёнка-эмпата, по центру листа красовалось роскошное красно-оранжевое дерево с изящным, но прямым стволом. Хорошо различимыми корнями дерево твёрдо опиралось на нижний край бумаги, а его пышные, даже волнистые ветви подпирали верхний. Всё пространство вокруг дерева было заполнено жёлтыми пятнами разной насыщенности: от бледно-лимонного до обжигающе жёлтого. Ни миллиметра белых «дыр».
– Здесь, конечно, ещё прослеживается ярко выраженный эгоцентризм, присущий её возрасту, – тепло улыбнулся Грег, вместе со мной рассматривая рисунок. – Видишь: дерево едва вместилось. Дай ему волю, и оно заполнило бы собою весь мир. Но уже сейчас можно сказать, что человек, создавший этот рисунок, чувствует твёрдую опору, которая будет давать ему силы и в будущем.
– Кажется, я уловила суть этого образа, – произнесла я. – Спасибо за новый опыт. Жаль, у меня нет настоящих красок, чтобы повторить его дома. Да и это, наверное, было бы опасно. Наши стены всё видят.
– Ты сможешь рисовать у меня. Столько, сколько тебе самой захочется. Здесь такой опасности нет, – Грег встал и отошёл к стереосистеме, подыскивая кристалл с нужной музыкой и настраивая громкость. Через минуту по комнате полились неспешные звуки фортепиано и саксофона, а когда Грег развернулся и подошёл ко мне, в его руках была знакомая тёмно-красная повязка.
– Есть ещё один инструмент управления своими эмоциями, – с задумчивой улыбкой произнёс он, беря меня за руку и поднимая с дивана. – Наше собственное тело. И умение заставить его двигаться в нужном ритме.
Я зачарованно смотрела в его переливающиеся прозрачным серебром глаза, пока он не лишил меня способности видеть, закрыв глаза плотной тканью.
Тёплые мужские ладони заскользили по моим плечам, закрытым облегающей тканью комбинезона, пока не достигли обнажённой кожи запястий.
– Иногда, чтобы снять напряжение, достаточно прикрыть глаза, включить внутреннюю стереосистему с любимой мелодией, которую никто, кроме тебя, не услышит. И позволить себе двигаться в унисон с этой музыкой, – он положил мои ладони к себе на плечи, а сам обхватил мою талию. В этот момент Грег оказался так близко, что я могла слышать древесно-смолистый запах его тела, но в тот же момент забыла, как дышать. А он, увлекая меня за собой вглубь комнаты, продолжал окутывать моё сознание звучанием своего тихого мягкого голоса:
– Не задумывайся о характере движений. Здесь не нужны усилия ума: тело само всё знает. Наслаждайся движением и своим телом. Просто танцуй.
И, словно повинуясь руководящей партии саксофона, Грег плавно закружил меня по комнате, то притягивая ближе к себе, то слегка отталкивая и побуждая двигаться самостоятельно. То разводил мои руки в стороны, то поднимал их высоко над головой, перехватывая оба моих запястья пальцами одной ладони. В первые минуты ноги дрожали и подгибались, но вскоре я ощутила, словно по всему моему телу пустили заряд бодрости, радости и небывалой свободы. Поэтому, когда Грег совсем отпустил меня со словами «А теперь – сама», я продолжила кружиться и описывать вокруг себя волны руками. С таким удовольствием, будто всю жизнь только этому и училась.
Постепенно мелодия затихла, но Грег не подходил ко мне и ничего не говорил. Тогда я остановилась и сама стянула с глаз повязку. Он стоял у окна, опершись спиной о подоконник и сложив руки на груди. Пристально глядел на меня, будто о чём-то задумался.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец, спросил он.
– Необычно, – честно призналась я. – Я никогда не делала этого раньше. Но хорошо. Мне хорошо.
– Танец – это лишь маленький элемент ритмо-двигательной психокоррекции. Которая, в свою очередь, даёт опору, заземление и установление правильных границ с внешним миром. Сегодня я вооружил тебя множеством инструментов, которые можно изучать годами. Но можно начать применять уже сейчас, чтобы лучше понимать себя, свою жизнь и справляться с трудными ситуациями.
– Грег, я… Не знаю, как и благодарить тебя за всё, что ты сделал для меня за эти полгода. Лишь недавно я стала понимать, как сильно заблуждалась… Как все мы заблуждаемся в отношении вас, эмпатов. И мира эмоций в целом. Я не уверена теперь, жила ли вообще до того дня, когда ты научил меня осознавать свои чувства, не уверена, что сумею надолго сохранить свои «новые способности». И не уверена, что смогу продолжать сеансы: я просто не знаю, чем закончится грядущий приём. Но я навсегда сохраню в памяти наши встречи. Это лучшее, что было в моей жизни, и я не верю, что произношу это вслух.
Я вдруг обнаружила, что по моему лицу катятся слёзы, скапливаются в уголках рта и стекают на подбородок, а я не могу этого остановить. Грег подошёл вплотную, и, положив руки на мои плечи, произнёс:
– Не рисуй себе этот приём заранее в чёрных красках. Избыточные ожидания зачастую играют с нами плохую шутку. А когда окажешься там, просто доверяй своим чувствам, Мира.
Его рука коснулась моей щеки, отирая с неё набежавшую слезу, и я прикрыла глаза, затаив дыхание в тайной надежде продлить этот миг. Но Грег внезапно отстранился и вышел из комнаты в прихожую, окончательно давая мне понять, что сеанс окончен.
Из апартаментов мы выходили вдвоём, в полном молчании. А уже в паркинге, прощаясь со мной возле глайдера, он произнёс:
– Что бы ты себе не напридумывала, я рад, что ты вернулась. Даже если это была наша последняя встреча.
Глава 14
С самого утра в день, на который был назначен приём, я чувствовала себя слегка заторможенной. В замедленном режиме принимала душ, в таком же неосознанно медлительном темпе позавтракала. Кардиотренировку и вовсе пропустила, игнорируя настойчивые предупреждения электронного тренера. Включив два рабочих монитора и постояв перед ними несколько минут, бесцельно пялясь в пространство, я, наконец, вспомнила наставления Грега – не настраивать себя негативно заранее. Я попыталась найти хоть что-то приятное или полезное в предстоящем мероприятии, и перед глазами возник образ моего кособокого деревца без корней. Отец сказал, на приёме будут присутствовать не только главы департаментов и спецподразделений, но и их ближайшие родственники. А это значит, что придут мама…и Инга! Отчего-то этот факт воодушевил меня. Вот он – шанс встретиться с сестрой! А ещё я увижу свою мать, впервые за восемь лет. Полгода назад эта встреча точно не вызвала бы у меня никаких чувств, но теперь – как знать. Что ж, может, всё это не такая уж и плохая идея? И если всё пройдёт хорошо, после приёма мы всей семьёй могли бы…
