И отозвать анкету нет возможности — проснувшись, я первым делом проверила сайт и не нашла нужной кнопки.
В относительном порядке пребываю только потому, что уверена: меня никто не выберет. Ну повисит мое имя в списке кандидатов, ну поржут Милана и ее прихвостни — мне не впервой, пусть веселятся. За годы тупых придирок и искрометных шуток нашей звезды я успела смириться с собственной никчемностью и привыкнуть к существующему положению вещей: моя ниша — скучные школьные олимпиады или интеллектуальные викторины, а там, где можно снискать настоящую славу, раковой опухолью расползлось влияние Орловой.
Умываюсь ледяной водой в ванной и долго, словно в поисках поддержки, рассматриваю глаза своего бледного, грустного отражения. Оно не выказывает уверенности, а мне становится совсем худо.
Наносить боевой раскрас не тянет: наоборот, хочется быть как можно незаметнее, чтобы, не дай бог, кто-то из сочувствующих не вспомнил о моем существовании и не бросил за меня бюллетень. И еще... чтобы Артем больше не лез с мерзкими намеками.
* * *
Миновав рамку металлоискателя, быстро смотрю на стенд — с фоток под стеклом широкими улыбками светят наши дуболомы, в прошлом году выигравшие спартакиаду по тяжелой атлетике, но списки еще не вывешены. Из груди вырывается выдох облегчения — ничто пока не нарушает повседневную рутину. Разве что открыли гардероб, и охранник велит новоприбывшим сдавать туда куртки и ветровки.
Однако сегодня обыденность не напрягает — напротив, я с какой-то особенной нежностью и душевным трепетом киваю виновато опущенной голове Клименко, сонной опухшей Милане и одноклассникам.
Перед смертью не надышишься, но я усиленно культивирую в себе чувство комфорта и уже почти верю, что на коряво работающем сайте школы случился сбой, анкета не прошла, я не попаду в число претендентов и не навлеку на себя лишние проблемы.
Расположившись на галерке, слушаю нудные объяснения учителей и смотрю в окно — на мокнущих голубей под серыми крышами и пузыри в мутных лужах, а на переменах сплю, подложив под голову руки. Пару раз ловлю долгий, на что-то намекающий, горящий взгляд Артема, и от него становится не по себе. Кажется, Артем слишком торопит события, или это я — неискушенная и тормозная, — не желаю признавать очевидного, а в среде успешных и красивых людей не принято тянуть кота за хвост.
Я даже в столовку не иду — пусть пьет свой сок без меня. Думаю, Милана в любом случае не оставит нового одноклассника в одиночестве и развлечет в лучшем виде, но это совсем не трогает.
Мысли улетают к Глебу — вчера он показался мне отстраненным и странным, и тревога, поначалу едва ощутимая, к последнему уроку разрастается до огромных размеров и начинает изводить.
Собираю пожитки в рюкзак, позже остальных сваливаю из класса и, присев на подоконник у гардероба, терпеливо жду, когда рассосется толпа орущих малолеток и прущих напролом старшеклассников. Без всякой надежды проверяю телефон, и вдруг обнаруживаю новое сообщение.
От радости темнеет в глазах — не сразу попадаю по нужному значку, но, проморгавшись, вижу прилетевшую в диалог фотку. Сначала я воспринимаю парня на ней как очередного красавчика из Тик Тока, а потом поплывший разум взрывается от осознания: это Глеб. На сей раз камера выхватила и запечатлела его немного сумасшедшую, бунтующую суть во всем великолепии: темные растрепанные волосы, мрачный взгляд, непонятно откуда взявшуюся ссадину на скуле и стройную фигуру, облаченную в стильные черные шмотки. Новый образ сделал его по-настоящему горячим — на ум приходит только такое сравнение из ванильных подростковых романчиков.
И этот парень — единственный, кто интересуется моими проблемами... Что греха таить, он — единственный, кто интересует меня.
Пока старательно подыскиваю слова, чтобы, как в прошлый раз не опозориться из-за своего косноязычия, приходят несколько голосовых. Подношу телефон к уху, внимательно слушаю приятный, немного взволнованный голос Глеба и от его рассказа перехватывает дух.
Оказывается, Глеб навалял шобле придурков, хотя те напали первыми. Интуиция подсказывает: он не рисуется и не преувеличивает. Грудь распирает от гордости за него, а кулаки зудят. Я сделала шаг — подала анкету и малодушно пытаюсь спрятать голову в песок, а он бьется. Бьется за нас двоих. Он в сотнях километров, но я чувствую его присутствие рядом и иррациональную уверенность, что он меня защитит.
Пристально рассматриваю фотку, сопоставляю с тем, что только что услышала, и всхлипываю от нахлынувшей волны тепла.
Никогда не понимала, почему люди чуть ли не с самого сотворения мира так хайпуют на теме любви, с удовольствием обманываются, обжигаются и страдают. Мне было стыдно за Алину, залетевшую от «мимолетной, но светлой и чистой», и за маму, утверждавшую, что этому состоянию невозможно противиться. Однако блок из доводов разума больше не работает.
Глеб мне нравится. Окончательно и бесповоротно.
Не в силах сдержать счастливый смех, говорю, что ему идет. Он реально крутой, а мне только предстоит с этим свыкнуться.
— Теперь ты не похож на ботана.
Мелюзга, похватав куртки, с воплями разбегается, и я пробираюсь к своей верной косухе. С удовольствием набрасываю ее на плечи, и все то же надежное тепло обволакивает тело, сердце и душу. Вразвалочку иду к холлу, но не ощущаю под ногами твердого пола.
У доски почета, уперев руки в бока, стоит Милана и, прищурившись, вчитывается в недавно появившийся список — не иначе, вспоминает, как выглядят буквы. Кислова тычет пальцем в чью-то фамилию и многозначительно переглядывается с Антоновой. Не нужно быть экстрасенсом или обладать острым зрением, чтобы понять, в чью именно.
Расправляю спину и, ликуя, выхожу под проливной дождь.
Холодные струи бьют по затылку, затекают за шиворот и в глаза, но только еще больше раззадоривают: да, я ведьма, вся в черном, гуляю под осенним ливнем и мне норм. У меня есть друг — сумасшедший, красивый, крутой и понимающий. Черта с два вы меня остановите!
— Ты серьезно раскидал их засветил фонари? Хотела бы я на это посмотреть... Наверное, было эпично, как финальные битвы в азиатских боевиках. Кстати, мою фамилию включили в список. Это, конечно, ничего не значит, но Орлова напряглась — теперь точно не заснет, пока не придумает, как поставить меня на место! — перекрикивая шум дождя, надиктовываю еще одно сообщение и отправляю Глебу, но над головой вдруг с хлопком раскрывается черный зонт, поток воды прекращается, а рядом возникает чье-то плечо, обтянутое синей плотной тканью.
— Нелли, от самой школы за тобой бегу. Ты чего без зонта? Давай ко мне, места хватит, — Артем сладко улыбается и невинно хлопает медовыми глазами, а на моих зубах хрустит песок с привкусом фальши. Он не звал меня и не догонял до тех пор, пока я не свернула за угол, и школа не скрылась из вида, а теперь играет в рыцаря. Или мне стоит срочно обуздать паранойю.
Натягиваю кроткую улыбочку и благодарю. Тем более, мы почти пришли — в десяти метрах маячит мой подъезд, унылые кусты шиповника и мокрые лавочки.
