Переслушал то первое её сообщение и сразу же дошло в чём дело. И как только я мог так лажануться?
— Прости, я сморозил глупость, — тут же вскочив, я принялся расхаживать по комнате, записывая голосовое. — Ты конечно не должна делать того, чего не хочешь. И я даже очень этому рад. Этот Артём… В общем, не нужен он тебе. Может, попросишь поменять тебе партнёра? Или… Ты права. Откажись совсем. Это того не стоит. А хочешь, я ему позвоню? Дай мне его телефон!
Я ещё много чего наговорил тогда вдогонку, взбудораженный и разозлённый на себя, что я такой тормоз и на Артёма, что он козёл, потом рассказал про своё мероприятие, но никакого «триумфа» в этом рассказе уже не фигурировало. Признался, как испугался, увидев ролик, и что чуть не расплакался, когда вспоминали Алису, однако, несмотря на это и череду последующих сообщений во вторник с утра, Неля открыла их только после трёх.
— Ты был прав. Я сегодня проснулась и поняла это. Утро вечера мудренее. Сдаваться нельзя, да и Артём мне нравился. Нравится, — она поправляется, но в голосе звучит неуверенность. — И спасибо за поддержку, я её оценила. А за тебя очень рада, надеюсь, теперь твоя жизнь наладится.
Я определённо уловил в её словах грусть и совершенно растерялся. Она будто о чём-то умалчивала, недоговаривала, скрывала, словно всё ещё обижалась, несмотря на то, что я свою вину признал, извинился и готов был на всё, лишь бы помочь ей с этим.
— Пожалуйста, давай поговорим по видео, я хочу видеть твоё лицо и сказать тебе кое-что важное, — написал я, решив, что дольше носить в себе всё это и притворяться просто другом я не могу. Пусть отфрендзонит, пусть пожалеет, мне всё равно, но слышать, как она отдаляется по неясным причинам было совершенно невыносимо.
— Сегодня не получится. Но я могу позвонить тебе завтра днём. Время точно пока не знаю. Я напишу.
— А сегодня вечером спишемся?
— Сегодня я занята.
Её внезапная холодность, словно остужающий душ, не даёт сосредоточиться на школьном. Я копаюсь в себе и прихожу к выводу, что без её радости и участия, любые победы теряют свой вкус. Ведь если бы ни она, я бы никогда не стал ни за что бороться, жил себе и жил, терпел так, как привык, а с её появлением всё изменилось и раскрасилось. Приобрело смысл и надежду. С ужасом думаю, что если Нели вдруг исчезнет из моей жизни, я снова уйду в своё внутреннее заточение и закроюсь там на тысячу замков. Но я этого не хочу. Мне нужен воздух, солнце, звёзды, которые существуют только у неё.
С трудом дожидаюсь среды, пишу ставшее уже привычным «Доброе утро» и жду хоть какой-нибудь весточки. Но весь день тишина…
Звонок раздаётся в тот самый момент, когда Журкин, поднявшись с колен, под дружный хохот объясняет, что изображал ягнёнка. Вскочив, я бегу на кухню, меня пошатывает. Быстро умывшись под кухонным краном, вытираюсь своей же рубашкой, я очень боюсь, что Неля отключится и больше не позвонит.
— Привет! — жизнерадостно улыбаюсь в камеру и впервые за эти дни увидев её лицо, ловлю себя на мысли, что хочу крепко-крепко обнять её и расцеловать. Я так рад, что с трудом сдерживаю эти глупые порывы.
— Что с тобой? — Неля критически вглядывается в экран.
— А что?
— Ты какой-то мокрый и странный.
Из комнаты доноситься громкий гогот.
— Ты в гостях?
— Да, так получилось. Я не планировал.
— Но мы же договаривались созвониться?!
— Так мы и созвонились!
— Ты хотел сказать мне что-то важное.
— А я и здесь могу! — на меня накатывает прилив глупой храбрости. — Я вообще готов выйти на улицу и кричать про это! Хочешь, я пойду на улицу?
— Глеб? Ты пьяный? — её глаза удивлённо расширяются. — Вот уж чего я от тебя не ожидала.
— Это фигня, — запальчиво говорю я. — Это завтра уже пройдёт, а я хочу сказать о том, что не проходит… И возможно даже никогда уже не пройдёт…
Я настраиваю камеру перед собой так, чтобы смотреть ей прямо в глаза, но в этот же момент ощущаю на плече чью-то руку, резко оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Румянцевой, она чмокает меня прямо в губы, а потом, нежно прильнув к груди, заглядывает в камеру.
— Привет! — она машет Неле рукой и глядит на меня чистым взором. — Это та самая твоя вебкамщица? Разве ты её не послал?
Я отталкиваю Румянцеву, но она хохочет и цепляется за меня, а когда наконец удаётся с ней справиться, Неля уже сбросила вызов, и сколько я не перезваниваю, на телефон не отвечает.
Глава 32. Нелли
Небо наглухо затянули серые тучи, над крышей соседнего дома кружит стая птиц, будто кто-то подбросил вверх горсть шелухи от семечек, и ее разметал по округе взбесившийся осенний ветер. В классе мрачно и холодно — сердобольная Татьяна Ивановна разрешила нам сидеть в куртках, но даже верная косуха не дает нужного тепла.
Чувствую себя больной и разбитой. Глупой, слабой, потерянной, никчемной.
Никакой ревности Глеб не выказал, но это полбеды: он впервые меня не услышал. Пропустил сказанное мимо ушей, не понял, не посочувствовал, не защитил.
Никто не обещал мне безоговорочной преданности — да и глупо было ее ожидать от случайного знакомого по интернету. Никто и не должен со мной нянчиться: ловить каждое слово, предугадывать желания и вытирать сопли. И, если Глеб поначалу проявлял интерес, это вовсе не означало, что идиллия продлится вечно.
Наш шутливый спор предполагал подобный исход, Глеб руководствовался здравым смыслом, а вот мой хваленый разум отказал, как только я увидела его фото и улыбку, обращенную мне. Именно мне...
— Кузнецова, поведайте нам, что такое магнитное поле! — нудит физичка; вздрагиваю, прихожу в себя и судорожно соображаю:
— Ну... это... особый вид материи... посредством которой осуществляется взаимодействие между движущимися зарядами...
— Достаточно! Так вот, ребята... — она вдохновенно пускается в объяснения, а я снова отворачиваюсь и безучастно пялюсь в окно.
Нет, Глеб почти сразу рассыпался в извинениях и произнес то, что я очень хотела услышать, но каждый раз вымогать его внимание обидой, ультиматумами и истериками — идея не из лучших.
Слишком уж далеко Москва от моего серого скучного городка, и в ней нет места угрюмой девчонке из скучной провинции.
В девятом классе нас заставляли учить письмо Татьяны к Онегину, и глупая слабая героиня меня тогда выбесила. Однако теперь я понимаю: она была по-настоящему крутой. Решилась на искренний, взрослый поступок — признание, — и сделала все, что в тех обстоятельствах от нее зависело. И пусть Онегин оказался напыщенным индюком и не проникся чувствами Татьяны, зато ей больше не пришлось ни о чем сожалеть и вечно ждать у моря погоды.
Я тоже больше не могу предаваться бесплотным мечтаниям и держать в душе комок изматывающих противоречий — сомнений, досады, боли, надежды, благодарности и... привязанности к Глебу. Мы договорились созвониться после школы, и я расскажу ему, что он мне нравится — сильно и по-настоящему. А потом задам главный вопрос: что мне делать?
