Я смотрела в пол, стараясь сдержать слезы.
— Да, генерал.
— Потому что без самоотречения не бывает побед. И я сделал выбор. Рива, я хочу, чтобы ты это поняла. Я не виню тебя в том, в чем ты не виновата. Ты моя законная супруга, что бы о тебе ни говорили.
Я резко подняла глаза. Генерал был серьезен.
— Ты Рива Эми-Шад с той самой ночи, как обещала мне поклясться. И ты клялась быть моей, помнишь?
— Спасибо, — прошептала я. — Мне очень нужны были эти слова.
Мне до конца жизни придется с ним прожить. И неизвестно кому из нас будет хуже.
— Что у вас с ногой? — спросила я.
Хромота не проходила, уже понятно, что это не недавняя травма. Шад удивленно вскинул янтарные глаза — да, для такого вопроса нужно быть очень близкой с мужчиной. Слова названной, матери, жены, но не посторонней.
Если он правда меня признает, то ответит.
— Я получил осколочное ранение в бою, — глухо ответил он. — С тех пор беспокоит. Какие у тебя планы на жизнь, Рива? Как ты представляешь нас вместе?
— Не знаю, — призналась я.
Нет, я понимала, что рано или поздно мы заговорим об этом. Надо как-то жить: выбрать дом, завести зверушку, раз уж детей не будет, вместе есть, вместе спать. Наконец, познакомиться. Привыкнуть, что этот григорианец мой муж и это навсегда.
— Моя семья тебя не примет, — прямо сказал он и подошел к окну, где на сквозняке колыхалась нежная ткань. Он поймал ее шершавыми пальцами. — Нам придется уйти.
— Я не хочу, чтобы вы потеряли поддержку семьи, — напряглась я.
— Я ее не потеряю, — он обернулся. — У нас будет отдельный дом. Свой клан.
Я не выдержала и усмехнулась сквозь слезы. Внутри все переворачивалось от боли. Я знала, он лгал — и себе, и мне. Мы не сможем положить начало новому роду, у нас не будет потомков. Чтобы они появились, ему нужно было обручиться с женщиной своего народа. А наш дом обветшает, когда мы умрем, и умрет вместе с нами. В лучшем случае там поселятся дети его сестры.
— Спасибо, — снова поблагодарила я. Искренне, потому что мне он ничего не должен. Освободил, сделал женой, он не обязан создавать для меня уют и комфорт, защищать от родни. Но именно это генерал и делал. Может быть потому, что все в жизни привык делать на совесть — до конца и самоотречения.
— Ложись, Рива. Что делать, решим завтра. Путь был долгим, надо отдохнуть, — вздохнул он и сел на кровать. Как и вчера он сидел на краю, сгорбившись и обхватив голову руками, словно сам был в шоке от того, что произошло с его жизнью.
Я легла на кровать, как он и сказал, укрылась. Скоро рядом устроился и Шад. Я давилась слезами, не видными в темноте и мне было страшно — будущее меня пугало. Я не видела там ничего, что могло утешить. Только препятствия, лишения и много-много терпения.
У меня будет он, это не так страшно… Лиам выжил, но генерал не отдаст меня. Сейчас, когда паника улеглась, я понимала почему. Генерал бросил из-за меня вызов, вернуть меня — это признать свое поражение не в бою, а по смыслу. Он никогда не сделает этого.
И все равно меня трясло от страха. Лиам помнит меня. Запомнит он и унижение, нанесенное ему публично — в такой день, день триумфа с большой буквы. Он считал, что выиграл эту войну. С Григом подписан договор, он не пришлет сюда войска, а правительство Грига не выдаст своего генерала. Поединок был честным, здесь не подкопаешься.
Я в безопасности.
Но ничего не мешало Лиаму тайно прислать убийц: за мной или Шадом. Ничего не мешало выкрасть меня на потеху, чтобы наказать зарвавшегося григорианского генерала. Я не хочу стать переходящим знаменем и жертвенным агнцем одновременно.
Я так страшилась будущего, что не сомкнула глаз до утра и задремала, когда сквозь воздушную белую занавеску пробились лучи солнца.
Когда я проснулась, Шада не было рядом.
Выходить из комнаты не хотелось — встречаться с его родней, говорить с ними после вчерашних известий… Мне казалось, они ненавидят меня. Особенно Шантара. Его семья уже все знает: что Лиам выжил и Шад поставил на себе крест просто так. Да, это он промахнулся. Но его любят, а меня нет. Так что и винить будут меня.
Утро подарило легкий румянец беленым стенам. Красноватый свет ложился на них светлыми бликами.
Я убрала постель, а затем подошла к окну, наслаждаясь свежим воздухом, сладко пахнущим белыми цветами, высаженными под окном. Солнечный свет вернул мне уверенность в себе и спокойствие. Я грелась в его лучах, обхватив плечи. Минутка покоя — это уже немало.
— Рива! — раздалось за дверью, в нее бухнули кулаком. — Эми-Шад!
Я узнала звенящий голос его сестры. Настроение упало до нуля.
— Иду, — прошептала я.
Трясущейся рукой я открыла дверь. На пороге стояла Шантара, замотанная в плащ, словно только что вернулась. Бежевый, с зеленоватой каймой, он выглядел безумно дорогим. Она сбросила просторный капюшон и встряхнула косами.
— Женщины идут гулять. Идешь ли ты с нами?
— Гулять? — переспросила я, пугаясь ее глаз коршуна. Она так грозно смотрела, будто вызывала на бой, а не звала гулять. — Я спрошу мужа…
Она смерила меня взглядом, точно я ляпнула глубочайшую из глупостей.
— Зачем? — не поняла она. — Ох, Рива… Он тебе муж, а не хозяин. Не нужно его спрашивать всякий раз, как куда-то идешь. Пойдем, будет интересно.
Я завернулась в такой же пустынный плащ, как у остальных, и вышла к ним.
Женщины стояли на пороге дома. Я узнала Шантару, мать Шада, остальные три были мне незнакомы — наверное, соседки или подруги. Янтарные глаза пристально уставились на меня. Не зная, как себя вести, я кивнула.
Им любопытно. Должно быть, и прогулку устроили, чтобы кумушки поглядели какая у Шада жена-иномирянка.
— Рива, — поприветствовала меня старшая.
— Лиана, — ответила я.
Мы медленно побрели в сторону, как я поняла, центра.
Прогулка выглядела так: мы медленно шли вдоль улицы, я — в хвосте процессии. Женщины негромко переговаривались о незнакомых мне людях и событиях, обо мне и войне никто не говорил. Обычные бытовые сплетни и разговоры. Я не участвовала, потому что шла позади, и чувствовала себя одинокой и лишней.
Надеюсь, это пройдет, когда я пообвыкнусь, а может, это навсегда, кто знает. Нечто подобное я ощущала и на «Стремительном». Везде чужая.
— Шантара, как дела у тебя?
Сестра Шада шла, чуть приотстав, и нагнала соседку быстрым шагом, звякнув кинжалом.
— Хочет обручиться, — сказала мать за нее. — Не знаю, как на нее повлиять.
Женщины с интересом зашумели.
— Я бы уже обручилась, — отрезала Шантара. — Командир перевел моего названного в другое звено, их перебросили. Не успела я. К счастью, он жив и скоро вернется. Тогда и обручимся.
