Сквозь чад, копоть и ядовитую взвесь системы охлаждения коридоры почти не просматривались. Клубящийся дым пыталась вытягивать вентиляция, но не справлялась, они наполнялись им снова. Горько-кислый, словно к ним примешивались испарения из гидравлической системы. Корабль разваливался на куски после удара. Я старалась не дышать туманом, задыхаясь, пока бежала к мостику.
Эмма где-то там! Она не одна, но за мной идет Шад — я слышала это по шагам.
Мне ничего не угрожает, потому что психов связываться с григорианским генералом, там нет. Тем более, нападать на его жену. Шад доказал право на должность в бою. Они тоже, но не думаю, что так же, как григорианец.
Я с усилием толкнула переборку, от натуги сжимая зубы.
Они правда там были — вся команда. Единственное место, где сейчас был нужен экипаж и где можно было дышать, не задыхаясь.
Лони на месте капитана, Эмма слева. Путь к креслам загородил механик, разминая руки. Весь его вид кричал, что мне лучше не соваться на мостик. За мной клубился дым, казалось, что я одна, пока из клубов не вышел Шад. Его высокая фигура как будто материализовалась из серого дыма.
Незанятные управлением члены экипажа растерялись и замерли кто где. Механик выпучил глаза, опустив руки — он не знал, что делать. Одно дело маленькая я, другое — генерал. Ю сидела, открыв рот, наполовину протянутая рука зависла над кнопкой аварийной расстыковки. Они собирались сбросить модули.
Ёж застыл в полуповороте, что-то хотел сказать капитану, прежде чем появились мы.
— Отдай кинжал! — крикнула я.
Эмма обернулась — сразу поняла, о чем я. Рассмотрела, кто стоит за мной. Было видно, что она оценивает перспективы. Она медленно поднялась. Женщина-боец выглядела спокойной, но расправленные напряженные плечи выдавали ее. Она ждала нападения в любой момент. Рука скользнула подмышку.
— Отдай, что она просит, — сказал Шад, блеснув на нее желтым взглядом.
— Бери, — она отстегнула ножны и бросила мне.
Быстрым, стремительным движением. Будь я сама бойцом, то обязательно бы поймала, но я бывшая рабыня. Вместо меня ножны поймал Шад.
Не проронив ни слова, он опустил руку и кивнул мне. Его фигура растаяла в дыму, и я последовала за ним. Быстро, насколько могла. Заплутала в горьком дыму, наткнулась на переборку, хотя думала, что впереди коридор. Побежала вдоль стены, надеясь выбраться так, но вновь уперлась в стену.
Я перестала понимать, где нахожусь.
Мутный серый воздух не давал дышать и у меня уже кружилась голова. Дым выгонял последний кислород из легких. Я ткнулась в еще один поворот, почти теряя сознание, но вместо проема вновь ударилась об стену.
Попыталась вдохнуть, уже ничего, кроме горечи, не чувствуя в горле и во рту. Воздуха не хватало. Как рыба, я широко распахнула рот, пытаясь вдохнуть и поняла, что больше нечем. Колени ослабли. Хватаясь за горло, я упала на колени, когда меня схватили за руку.
Пальцы я узнала по касанию — шероховатая григорианская рука. Шад вздернул меня на ноги, подхватил одной рукой и поволок к выходу. Он прекрасно ориентировался на корабле. Может из-за роста, может, знал схему, но дым не был ему помехой.
Я теряла сознание. Пыталась переставлять ноги, но почти не получалось. Шад тащил меня, обняв свободной рукой. Я держалась благодаря ему. Перед глазами было то черно, то серо.
Вдруг мы остановились. Шад развернулся, волоча меня за собой — вокруг оси. По звуку я узнала шум смыкающегося шлюза. Загудела вентиляция и дым мгновенно выволокло из маленького пространства, его сменил чистый корабельный воздух.
Я резко вдохнула, словно вынырнула с огромной глубины, и перед глазами прояснилось. Мы были в шлюзовом лифте и поднимались на корабль Шада. Успели. Успели до того, как экипаж сбросил ненужные блоки вместе с нами.
Я дрожала, прижимаясь к Шаду.
Лоб, ладони стали влажными от страха. Колени трясло, слабые и как будто чужие. Я привалилась к мужу. Щекой чувствуя плечо, теплое тело под плащом, жесткое бедро, на которое я оперлась своим бедром. Дыхание в небольшом замкнутом лифте громко отдавалось от стен.
Сил говорить и думать не было.
Я стояла и слушала, как над нами разваливается корабль.
Блоки отходи друг от друга со звуком, который становился вибрацией. Так всегда бывает. Наверху космос вперемешку с живыми воздушными карманами между переборками. Поэтому звук то глохнет, то появляется, то переходит в вибрацию. Страшные звуки. Над нами на куски распадалось нечто огромное и повисало в пространстве.
Они все-таки сделали это. Разрушили корабль, сбросили все, спасая себя.
Главное успеть.
Расширенными глазами я смотрела в пустоту.
Тряслась и тяжело дышала.
Каждый глоток воздуха был слаще маковника.
Сама не заметила, как напряглось тело — до каменных мышц. Генерал стиснул пальцы на моем плече. В другой руке у него был кинжал Эммы… Теперь мой.
Только бы успеть!
Успеть до того, как разрушатся стены и потолок. Прочный кокон, который нас защищает.
Шад вел себя спокойно, хотя я тоже ощутила, как напряжено его тело. Он застыл, глядя вверх, словно собирался встретить надвигающуюся оттуда опасность.
Если мы умрем здесь, то крепко держась друг за друга. Глядя друг другу в лицо. В космосе больше не на что смотреть.
Умрем, как две сцепившиеся песчинки в безвоздушном пространстве.
И уже неважно, кто мы. Рабыня, генерал, чужие или близкие. Просто два существа, случайно оказавшиеся вместе.
Глава 24
Лифт прибыл с громким ударом об дно шахты — гидравлика вышла из строя. Повреждения оказались хуже, чем мы думали. Шлюз распахнулся, и мы выпали на пол лифтовой площадки.
Электроника сделала свое дело — шлюз закрылся сам. Сверху раздался скрежет, словно шахта треснула по швам, заскрежетала об борт корабля и уплыла. Корабль окончательно развалился по модулям, сохранив только жилую часть для спасения экипажа.
Шад тяжело поднялся, поморщившись, когда оперся на больное колено. Подобрал кинжал, выпавший из руки.
Я сидела на полу, и какое-то время приходила в себя. Вновь ощущала гудение крови в жилах, дыхание — свое живое тело. Даже слабость была приятна, но больше всего понимание, что я спасена. Смерть в космосе — это болезненный конец, полный отчаяния и безысходности… Какое счастье, что мы этого избежали.
Остальное по сравнению с неминуемой смертью казалось такими мелочами!
Хромая, Шад подошел ко мне и подал руку.
Я робко взглянула в лицо — оно не было дружелюбным.
Лицо григорианца — мрачное, серьезное, без приязни. Лицо солдата, который устал от войны. Или мужа, разыскавшего жену-беглянку.
