Не справившись с порывом благодарности, я шагнула к нему и прижалась лбом ко лбу. Как тогда, на палубе «Стремительного». Положила руку на затылок, вдавив ладонь в шероховатую кожу и стиснув зубы от избытка чувств.
Это было обещание — от всего сердца.
— Больше не сбегу, — сказала я. — Если хочешь, принесу тебе клятву, Шад. Любую клятву верности.
— Ты уже принесла.
— Я ее не сдержала. Бросила тебя, заставила себя искать. Ты второй раз спас меня из рук Лиама.
— Я тебя прощаю, — великодушно сказал он, не шелохнувшись.
И тогда я сделала то, что делают григорианцы, если хотят поблагодарить монарха за оказанные почести, помощь или что-то настолько же важное. Припала к полу на десять секунд, и потом поднялась.
На душе стало легче.
Мы помирились.
После суток, едва не лишивших меня рассудка, я поверила, что эта дорога — лучше предыдущей.
Шад смотрел в пол, постукивая рукояткой кинжала по больному колену.
Янтарный взгляд был задумчивым.
— Я должен исправить свою ошибку, — негромко сказал он, пальцы легли поверх моей руки. Но рассеянно, словно он не осязал. — Я сделаю это. Но сначала мы найдем новое место для жизни и подумаем, как быть. Решим, что делать с Лиамом.
— Я буду молиться за твою победу, — прошептала я.
— Врага молитвой не испугаешь, Рива.
Не знаю, как, но мы справимся. Я успокоилась.
И плевать на мою команду, в которой я разочаровалась на самом деле…
На семью, что бросила меня…
На Григ, что не принял.
Неважно… Неважно, потому что со мной остался он.
— Рива?
Я сидела на металлической настилке, подогнув ноги, и с бесконечной преданностью смотрела на генерала. Прохладный пол чувствовался через брюки, давил в хрупкие колени.
Когда-то я так смотрела на родителей. На маму, что учила меня уважать себя и не давать помыкать собой, а сама она не последовала собственным советам. Столько времени прошло с того момента, как я видела ее в последний раз — тогда, в детстве, когда не было войны. Я была настоящей и в том времени осталась навсегда. Мне нравились те времена, только их не вернуть. Никогда. И это не нужно. Нужно жить дальше, а не гоняться за фантомами.
Среди тех вещей, вполне материальных, всегда есть надежда и вера в лучшее, и в этот раз я прихватила их с собой. Из-за Эс-Тиррана.
Я тяжело и глубоко вздохнула.
Пора примириться с положением, понять, что пути назад — в то светлое детство, о котором я грезила все годы рабства, больше нет. Нет и самого рабства. Следует сбросить с себя оковы. Перестать носить черное мысленно и вести себя, как рабыня.
Все, что было — прошло.
Я почувствовала слезы на глазах вновь — только теперь слезы облегчения.
Камень, лежавший на сердце долгие годы, начал исчезать. Дышать стало легче. Может, и любить легче станет, кто знает.
— Куда мы полетим? — спросила я.
Янтарный взгляд чуть не прожег меня насквозь.
— Туда, где сможем привести мысли в порядок и устроиться на первое время.
Я улыбнулась. Шад бежал от своего дома, как и я когда-то. Генерал, разделивший жизнь с рабыней, потерявший все, что у него было — заслуживает он уважения или порицания? Как для кого. Семья его осудила, и он покинул семью. Покинул родину.
Я неуклюже поднялась на ноги — от сидения на полу они затекли. Отошла к боковому иллюминатору, уставилась в черный мрак.
— Рива?
Я обернулась. Генерал поднялся, рукой опираясь на больное колено. Оно доставляло ему немалые страдания.
Прежде он скрывал это, но сейчас дал слабину. Лица коснулась печать страдания — скулы напряглись, губы искривились. Для григорианца это значит многое. Значило, что я — член семьи, раз мне дозволено видеть мучения.
Он подошел — медленно, подметки на каждом шагу били об металлический пол. Он остановился почти вплотную и наклонился так низко, что дыхание раздуло волосы за ухом. Он хотел сказать мне откровенность — и никак иначе.
— Человеку нужно верить, Рива… Не важно во что, в богов, свою страну или семью, верить нужно, потому что только вера даст сил, когда все будет кончено. Человек должен верить, что его спасут. Верь в меня, Рива. Больше я тебя не подведу. Не предам твою веру.
Глава 25
— Нас узнают, — нервничала я.
На мне был григорианский пустынный плащ. Шад заботливо прихватил его с родной планеты. Вещь была сшита на заказ — или исправлена под мои параметры.
Наш корабль садился. Посадочная площадка приближалась.
Я сидела в кабине в соседнем от мужа кресле. Шад хмурился, сосредоточенно подавая ручку от себя, пытаясь выровняться перед посадкой. У нас не было опознавательных огней, для убежища мы выбрали отсталую планету. Никто не знает, кто мы.
А это значило, что на космодроме мы на общих основаниях. Шад привык к другому, я видела, что григорианец злится, но старается держать себя в руках. Ему будет трудно отвыкнуть от генеральных почестей и изображать странствующего наемника или торговца с рабыней или женой. Мы так и не выбрали, кем будем.
Шаду больше бы подошла легенда наемника. В нем есть выправка, Григ воинственная планета — никто не удивится. Но я смотрела на него, как он себя ведет, на естественное поведение. Он слишком впитал в себя ауру власти. Как держится, расправив плечи, как кладет тыльную сторону ладони на рукоять кинжала — все выдавало в нем григорианца из высших сословий. Если слух пойдет об исчезнувшем генерале, нас могут опознать. Не так много генералов с женами-иларианками.
Наконец нас тряхнуло — корабль ударился опорами о жесткое покрытие. Завыли, успокаиваясь, двигатели, и смолкли совсем. Навигационные приборы отключились автоматически — мы прибыли в пункт назначения.
Мы сидели в креслах, через обзорное стекло глядя на посадочную площадку. Я чувствовала себя уставшей, да и муж мой тоже. У нас сегодня закончился путь — здесь, на второсортной планете, которую сильно потрепало войной. Чужой, холодной. Полной опасности. Но нам удастся затеряться, если мы постараемся.
На планете был вечер. Чужое, незнакомое солнце вспухло над горизонтом, как огненный раскаленный шар. Тревожные облака, казалось, горели от света.
Несмотря на это на улицах быстро темнело.
— Пойдем, Рива. Теперь здесь наш дом.
Воздух оказался пыльным и сухим после корабля. От него сразу запершило в горле. Откуда-то ветер приносил незнакомый запах цветов, это немного его оживляло. Мы спустились по трапу и направились к космодрому.
Шад шел впереди, сгорбившись. Широким шагом, плащ распахнулся, затрепетал за спиной, открывая рукоять кинжала. Муж держал на ней руку.
