К нам подходил Руслан.
Врач начала пятиться, увидев его каменное лицо. Он уже знал, что наш сын умер. Ей повезло, что в этот момент я потеряла сознание и Руслан был вынужден меня подхватить.
В себя я пришла у него на руках.
Открыла глаза, пялясь вверх и пыталась понять, что перед собой вижу.
Но я чувствовала, что меня несут прочь оттуда. Покачивания при шагах — и шаг его, широкий и уверенный. Наконец зрение прояснилось, и я увидела, что надо мной плывет больничный потолок, в котором белые панели перемежаются лампами со слепящим светом.
Я плохо понимала, что происходит.
Это было хуже, чем роды. Тогда я хотя бы была не одна… И была надежда. Теперь она умерла вместе с моим сыном. С нашим, но теперь я не чувствовала единения с Русланом.
Всего несколько часов назад я чувствовала, что наши сердца теперь навсегда связаны. Эта нить оборвалась. Так странно. Все, что он мне обещал — я не получила. Обещал сберечь и не сберег. У меня не было обиды или похожих чувств. Внутри я была выжженной пустыней, и не уверена, что еще смогу что-либо ощущать кроме боли.
Теперь он забирал меня из больницы — зачем? Чтобы сделать нового ребенка, когда не получилось с этим?
Не хочу!
Он спустился по ступеням и вынес меня на свежий воздух. У меня кружилась голова, я была в странном состоянии, в котором почти не воспринимала реальность. Это как будто сон.
Помню, я раскричалась, когда он нес меня по лестнице вниз.
К машине, которая ждала внизу.
Не помню, что я кричала, кажется, требовалась отдать мне тело сына.
Возле машины нас ждал Зверь. Я не видела его, но ощутила знакомый запах, когда меня завернули в куртку — его куртку. Я все-таки вырвалась и отбежала от них.
Остановилась в центре перекрестка, оглядываясь и пытаясь понять, где я.
В одном халате распахнутом халате, под которым была легкая ночная рубашка, босиком на асфальте. Машины затормозили. Охрана стояла от меня полукругом, довольно далеко — на обочине. Еще дальше — случайные прохожие.
— Не подходи ко мне! — снова проорала я, и поняла, что кричала Руслану до этого.
Отпусти меня. Не прикасайся. Ставь меня одну.
Не подходи.
Он стоял рядом с черным «мерседесом», ожидая чего-то. Просто смотрел, я видела его сквозь оцепление телохранителей. Я бросилась бежать по улицам, не разбирая дороги. Не знаю, от чего я бежала — от него или от собственных мыслей и черных чувств, которые терзали меня, как хищные птицы.
Затем я ненадолго пришла в себя в машине. Не помню, кто был за рулем.
Я больше не кричала и вообще чувствовала себя отупевшей и ко всему безучастной. Смотрела в окно на знакомый район. Я здесь выросла и узнаю его даже в кошмарах. Я добралась до маминой квартиры, толкнула незапертую дверь и упала ничком в кровать.
Окончательно я очнулась только вечером.
Вдруг поняла, что уже стемнело. В квартире темно и незнакомо, но мне не страшно. Такое ощущение, что я перестала чувствовать страх.
Я села и огляделась, ощупав на себе грязный халат. Шатаясь, я направилась в ванную. Щелкнула выключателем и зажмурилась от резкого света.
Я хотела посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что это все еще я.
Меня пугало, что я ощущаю.
Как будто это не я.
Зеркало отразило бледное лицо с черными глазами-провалами. Пыльные волосы сбились на одну сторону, в копне виднелся мелкий мусор: веточка, засохший листок. Руки и запястья исцарапанные, словно я вырывалась, пальцы болели. На грязном халате один карман почти оторван. Меня трясло.
Я настороженно рассматривала себя в зеркало, с трудом себя узнавая и не зная, что еще я могу выкинуть. Тогда, на перекрестке, я подралась с Русланом и много чего орала у всех на виду. Плевать. Я боялась саму себя, потому что на какой-то дикий и болезненный отрезок времени перестала себя осознавать и контролировать. Не помнила, что делала.
Помнила я только одно: малыш умер.
Нашего сына больше нет.
Последний год жизни оказался иллюзией и обманом. Руслан обещал рай, а окунул меня в такие бездны собственной души и боли, которых я не могла представить.
Что ад, если не это.
Я стояла перед зеркалом и раскачивалась. Со смертью ребенка не только пропали чувства, но и мечты, надежды, желания. Пропало все. Не знаю, навсегда это или когда-нибудь пройдет, но сейчас я жалела об одном — что не умерла во время родов.
В дверь постучали, а я не хотела идти открывать. Стук повторялся, пока неожиданный гость не догадался толкнуть дверь. Я не заперлась, когда пришла.
— Лилия? — раздался незнакомый мужской голос. — Лилия Севастьянова? Вы здесь?
Он назвал меня фамилией, которую я давно не слышала. Девичьей фамилией моей мамы.
Я опустила голову, и не подумав выйти из ванной. Идти навстречу не хотелось, не хотелось двигаться. Было бы лучше всего, чтобы неизвестный не нашел меня в квартире и убрался к черту.
— Лилия?
В проеме появилась тень, и я повернулась на голос.
Я не знала этого мужчину.
Равнодушно смотрела на него, отметив, только, что он не от парней. Не от Руслана и не от Зверя. На нем был костюм, но дешевый, и пахло от него бедностью — недорогим мылом и сигаретами.
— Кто вы, — я спросила без вопросительной интонации. — Уходите.
— Я хочу вам помочь, — из внутреннего кармана он достал удостоверение. — Не бойтесь, я из полиции.
Я смотрела мимо раскрытого удостоверения, в лицо этого парня. Ему было лет тридцать, но изможденных — так бывает от переработок. В нашем районе я много видела таких людей. К сорока годам они совсем сдают, как моя мама когда-то.
Из полиции.
Я не видела его в клубе. И с Леонардом не видела. Впрочем, если учесть, как бедно он одет, понимаю почему. Только он ничего не сделает. Ничем не поможет.
— Я знаю, что с вами случилось, — он продолжил тихо, что не пугать меня, видел, в каком я состоянии, но не понимал, что я уже не боюсь никого и ничего.
После такого уже не боятся.
— Знаю про ваше похищение. Знаю, что вас силой удерживали братья из «Авалона». Лилия, если вы напишете заявление… Я сделаю все, чтобы их привлечь.
Это было смешно, но я не смеялась.
Надо же. Честный мент. Наверное, единственный в этом проклятом городе, где продается все. Даже я продалась. Вот чем это закончилось. Но я даже не сожалела, я, черт возьми, вообще ничего не чувствовала, словно время вокруг остановилось.
— Ваш начальник знает, что вы здесь?
Уверена, что нет.
