Я была одна. Зверь ждал меня за дверью.
Начальник полиции предоставил нам свой кабинет. Теперь он мялся рядом, смятенно поглядывая то на наручники на массивных запястьях Руслана, то на меня.
Я была в мокрой майке, волосы облепили щеки, и глаза, отражение которых я видела в зеркале напротив, были огромными, потрясенными и темными, как черная дыра. Я тяжело дышала.
По мне видно, что я не в порядке.
— Что случилось, Лили? — в полуоборот он бросил начальнику полиции. — Выйди.
Это звучало, как приказ, но тот послушался.
Ему не позавидуешь: самого влиятельного человека в городе обвинили в убийстве. Руслан убивал и прежде. Моего мужа, например… На это закрыли глаза. Мэр города — его лучший друг. Полиция — прикормлена. Здесь все подчиняются Руслану. Но в этот раз он убил не простого горожанина, а акулу не меньшую, чем он сам. И не просто на глазах у всех, а в прямом эфире, посвященному Дню города.
Мне всегда было интересно, где проходит та грань, за которой Руслана, преступившего закон в очередной раз, перестанут покрывать. Кажется, начальник полиции и сам этого не знает.
По глазам я видела, что Руслану безразлична его судьба. Он отомстил, не позволил собой помыкать, это главное.
— Кое-что произошло… — призналась я.
И не зная, как начать, судорожно вывалила на стол пробирки для взятия образцов. Руслан даже на миг не допустил, что я могла прийти из-за него, хотя мы вместе год прожили. Он знал, что не приду.
С каменным лицом он изучил раскатившиеся по столу пробирки, и взглянул мне в глаза. Не знаю, понял ли, что это. Когда-то я от одного его взгляда дрожала. Но с тех пор слишком много воды утекло.
Я распечатала набор для взятия эпителиального образца. Просто ватная палочка в пробирке. Нужно потереть ее об внутреннюю сторону щеки, и готово.
Проще простого.
— Мне нужна твоя проба ДНК, — запинаясь, сообщила я.
— Зачем? — у него остался равнодушный, спокойный взгляд.
Сердце стучало быстро, как у птички, и горячо. Я была полна надежды, хотя знала — кроме слов и догадок у меня ничего нет. Ни одного факта, ни одной улики, что мой ребенок жив.
Просто верила в это.
Не знаю, что будет, если надежды на подтвердятся.
Наверное, умру от отчаяния.
Взгляд Руслана был невыносим. Думала, я легко все объясню, но этот тон, глаза, лишали меня не только уверенности, а простой возможности дышать.
— Это связано с нашим сыном?
— Да, — выдохнула я. — Прошу, дай образец. Я хочу убедиться, что мы похоронили его, а не чужого ребенка…
Долгая пауза.
— Кто вбил тебе эту чушь в голову? Это был наш сын, — тон стал жестче. Я знала, что Руслан не обрадуется, когда я приду с этой просьбой.
Он уже пережил смерть ребенка. У мужчин горе короче, чем у матери. Материалист до последнего вздоха, он не станет цепляться за призрачные надежды, как я.
А у меня кроме них давно ничего не осталось.
— Его мог похитить мой отец, — я зажмурилась. — И заменить своим умершим сыном. Он там, где-то совсем один, Руслан… Счет идут на часы…
Я заплакала, увидев, каким взглядом Руслан смотрит на мой жалкий лепет.
— Это невозможно, Лили, — вздохнул он, откинувшись на спинку стула. — Наш сын умер в госпитале. Ребенка охраняли, вели круглосуточное наблюдение, поверь, это невозможно. Передай моему брату, чтобы нашел тебе хорошего врача. Мне жаль, что с тобой это произошло.
Выражение лица стало таким, словно во рту было что-то горькое, на челюстях выступили желваки. Руслан правду жалел меня. Жалел, что я помешалась.
Он вынул пробирку из моих пальцев, ватной палочкой потер во рту, и вложил обратно.
— Возьми, если нужно.
Я сжала пробирку.
Пора идти, но я сидела. Колени были слабыми и ватными, я просто не смогла встать. Первое время после гибели ребенка я не могла на Руслана даже смотреть. Впадала в истерику, орала, и пряталась от него.
Его брат за него зализал мои раны.
Он вернул меня к жизни, а не тот, кто должен был!
Я не смогла за это простить.
Это ты виноват. Ты, ты и только ты. Во всем, что с нами случилось, в нашей боли, и в том, что у нас одинаковая горечь в душе и боль в глазах. В том, что ты сам себя переиграл, потерял все, не сумел сохранить ребенка и заставил меня пережить это.
Теперь его ждет тюрьма.
Но сейчас Руслана было жаль.
— Что с тобой будет? — спросила я.
— Я не знаю, Лили. У твоего отца были влиятельные друзья. Возможно, меня отправят в столицу. Возможно, попытаются убить в камере. Тебе не все ли равно?.. — лицо ничего не выражало, словно ему все равно, жить, умереть или сидеть в тюрьме, в любом случае это не мое дело. — Позаботьтесь о моем приемном сыне, хорошо?
— Мы можем найти адвоката, — предложила я.
Не знаю, зачем.
— На свободе мне нечего делать, — ответил Руслан, и я все поняла: ему действительно все равно.
Его вид, спокойный, но безразличный, словно говорил: ты выходишь за другого, так иди к нему.
И он прав.
— Я сообщу, что покажет тест, — пробормотала я, и встала.
В этой комнате было слишком много воспоминаний и концентрированной боли, убитые глаза Руслана. А за ее пределами меня ждали надежда, и Зверь.
— Не нужно, — голос догнал меня в дверях. — Тест покажет, что ребенок был нашим. Позаботься о себе.
Я вышла из комнаты, как из преисподней.
— Ну как, милая? — Зверь шагнул ко мне, ловя в руки.
Я молча протянула пробирку.
— Идем, — игнорируя начальника полиции, он увлек меня по коридору.
В окнах частной лаборатории горел свет несмотря на позднюю ночь. Меня отвели внутрь, дали полотенце вытереться, а затем усадили на стул. У меня тоже возьмут образец для сравнения, чтобы исключить возможную ошибку.
— Откройте рот, — попросила медсестра.
Царапающее ощущение на внутренней стороне щеки сделало то, что не смогла встреча с Русланом — привело меня в чувство. Я вправду делаю это, ищу своего ребенка. С пробой медсестра отошла от меня, а я осталась сидеть.
— Лили, — позвал меня Зверь. — Нам лучше вернуться домой.
— Анализ сделают здесь?
— Да.
— Долго? Может быть, подождем?
Я не хотела уходить, словно так надежнее.
— Для нас сделают срочно, но это минимум до утра. Тебе нужно поспать. Не бойся, я оставлю наших людей, ничего не подменят и не украдут…
