Я не стала продолжать. Вика для него теперь вроде как «своя», подружка Ника. Поэтому он ее и вызвал, ее, а не любого другого врача из своего штата. Про клуб я ничего не сказала. Траурно молчала, думая о Звере.
Ну да, все пошло прахом.
Он сам виноват.
— Ты должен это остановить, — прошептала я.
Ходила почти по краю, по лезвию ножа. Я отчаянно хотела вытащить Зверя, на имущество плевать. А Руслану — наоборот. Наплевать на ненавидимого брата, но не на то, что он создавал годами личным трудом. Если я надавлю на нужные точки, он возьмет опекуна Коринны за глотку. А это спасет Кирилла.
Мне немного надо.
— С тех пор, как Зверь у них, они жгут все, что вам принадлежало.
Руслан стоял ко мне спиной, но эта спина напряглась.
— Он мне звонил, глумился, — мой голос задрожал. — Я ничего не смогу сделать. Я пыталась с ним договориться, но ему ничего не нужно от меня. Угроз моих он не боится.
— И чего ты хочешь? — хрипловато спросил он.
Тон был вопросительно-угрожающим. Он раскусил мою хитрость и Руслану не нравится, куда я веду.
— Поговори с ним ты, — в горле внезапно пересохло, и я сглотнула.
Глупо на что-то надеяться, и о чем-то его просить после того, как кидалась на него с ножом. Он с трудом спасся: благодаря неимоверной удаче, и хитрости. Захочет ли вообще раскрывать, что жив? Ведь обвинений в убийстве с него так и не сняли. Черт. Куда ни сунься, кругом тупик.
И если даже позвонит — Руслану тоже нечего предложит. Нечем угрожать. Пат.
— И что будет дальше? — допытывался он. — Если я вытащу брата — что? Ты выйдешь за него замуж? Будешь жить с ним?
Вопросы поставили меня в тупик. Да, конечно, он слышал о подготовке свадебной церемонии — к тому моменту уже был на свободе. Знает и о похищении Зверя.
В детской повисло напряженное молчание.
Я и сама не знаю.
Я понимаю, что его бесит. Сначала все казалось простым, но не теперь, когда есть ребенок и перспектива моего брака с другим. Сердце на части не разорвешь. И я сама еще встану перед этой дилеммой, когда придется время, и Зверь будет в безопасности. Ребенка Руслан не отдаст. А я не уйду без него к Зверю. И с Русланом не останусь. И в этой ловушке каждый из нас.
Но сейчас я думала о том, как его спасти, а не о наших распрях.
Почему он этого не видит? Впрочем, когда Руслана посадили, Зверь сам вздохнул с облегчением. Я снова ощутила сверлящую боль в груди. Так было с самого начала. С самого начала они спорили и дрались из-за меня.
Только Руслана Зверь все равно не собирался прощать врагам! Он говорил, что обязан отомстить за его смерть, раз уж тот погиб, иначе будет выглядеть слабым в глазах окружающих. Это будет сигналом к тому, что пора и его в расход.
И пусть у меня нечем прижать опекуна Коринны, но есть чем Руслана.
— Если все узнают, что ты вернулся и оставил брата в руках врага… Особенно он. Ты сможешь вернуть прежнее влияние? Или зачем ты вернулся?
Руслан сжал челюсти. Ему безумно не нравилось, что я давлю на него.
— И откуда они узнают?
Я красноречиво промолчала.
Он хмыкнул, взгляд зачерствел, но он думал. Мои слова ему не нравились, но он понимал, что я права.
— Расскажи про ребенка? Что с ним? Как здоровье? — сменил он тему.
— Зверь…
— Я тебя о ребенке спросил! Пока не разберусь с ним, оставлю брата чужим заботам! И чем дольше ты тянешь, тем меньше от него останется к утру.
Я испытала облегчение, несмотря на жестокость слов. В груди ослабла невидимая струна. Значит, он все же поможет. Не хочет обсуждать это, потому что решение ему не нравится, но поможет!
Я вздохнула и на дрожащих ногах подошла к инкубатору.
— Уже лучше. Малыш подрос, утром его достанут из инкубатора. Наконец-то я подержу его на руках…
— Инвалидом будет?
Я взяла паузу, потому в сердце что-то екнуло, будто ниточка оборвалась. Ну как на такой вопрос ответить? Хотя я понимала, почему он спрашивает. Руслан слишком материалистичен, чтобы верить в чудеса. И жизнь его не раз обламывала. И один сын — пусть приемный, но инвалид — у него уже есть.
— Не знаю. По зрению нет. Остальное все пока слишком зыбко. Будет ясно, когда малыш будет дальше расти.
Это честно. Руслан должен оценить. Никаких розовых облаков и ложных надежд — лучше, чем пощечина от реальности.
Он вздохнул.
— Вызови врача. Я хочу взять его на руки.
Я помедлила, вздохнув от ревности, но перечить не посмела — до рассвета действительно мало времени. Врач пришла через пять минут и оторопела на пороге, увидев Руслана в комнате. Он и виду не подал, что идет что-то не так. Женщина с трудом взяла себя в руки. Без объяснений приступила к работе, но я то и дело ловила удивленный взгляд. Она проверила показатели ребенка.
— Все хорошо, вы готовы, Лилия? — по привычке она обратилась ко мне, но после сразу повернулась к Руслану. — Прощу прощения…
— Давай, — подогнал он.
Врач открыла инкубатор и извлекла ребенка дрожащими руками. Он беззвучно открыл рот, а затем закряхтел. Я попыталась вклиниться вперед, но ребенка она передала Руслану.
— Осторожнее, — она помогла одной ладонью взять под голову, и улыбнулась не сдержавшись. У меня самой от избытка чувств выступили на глазах слезы.
Руслан взял его довольно уверенно. Малыш утонул в огромных руках, как игрушечный. Врач вылетела из комнаты пулей, и мы остались вдвоем. Очумевшими глазами Руслан взглянул на меня, и я поняла, что он вспоминает все, что случилось: мои роды, период в больнице, наш разлад.
— Почему ты от меня ушла? — неожиданно спросил он.
Он смотрел на малыша. Я даже взгляда не удостоилась. Словно не я этого ребенка сначала выносила и родила, а затем обрела снова, боролась за него, даже когда никто не верил.
Я промолчала, сжав челюсти.
Не дождавшись ответа, он поднял голову, и мы встретились глазами.
Он помнит, почему я ушла.
Я не сказала ни слова, но он все мог видеть по лицу. Потому что не любила тебя, ненавидела, потеряла ребенка. Потому что не защитил нас! Потому что ты никто в моей жизни, Руслан.
— Ты знаешь, — процедила я.
Он отвернулся.
Руслану не понравилось то, что он увидел. Дальше он рассматривал малыша молча. Ничего у нас не получилось, и он это понял. Но сколько же горя это принесло нам обоим. Через несколько минут он протянул ребенка мне, и ледяной холод в сердце растаял, когда я взглянула в крохотное личико.
Ради этого стоило жить.
