– Паш, просто действуй.
Он накрывает мою руку, сжимающую его член, и сдавливает сильнее. Ствол потрясающе твердый. Паша говорит:
– Как увидел тебя, так он и не падает.
Я улыбаюсь. Паша продолжает:
– Моментами было мучительно.
Улыбаюсь шире. Сердце заходится от таких откровений. Мне льстят эти признания. Кусаю губы. Он трогает.
– Я охуенно сейчас кончил с тобой. И хочу еще раз. Но я знаю, как мне нравится. Подскажи, как нравится тебе?
Я молчу. Не знаю, почему этот откровенный разговор так сильно возбуждает. Очень хочется его продолжить, но при этом упорно не могу ни слова произнести. Горло сдавливает, щеки горят. Страшно показаться смешной. С бывшим мы никогда так много не говорили в постели. Я не против, просто не привыкла.
– Я все равно разберусь, но хочу скорее почувствовать твои спазмы.
Паша начинает двигать рукой быстрее. Я расслабляюсь. И мне хорошо! Кажется, что вот-вот уже, близко. Возбуждение нарастает, я словно лечу вверх на скоростном лифте… потом меня отвлекают хлюпающие звуки – я ведь мокрая вся! Его рука в моей смазке. Неловко. Что я так сильно его хочу. Я делаю движение и останавливаю его ладонь.
– Я хочу член, – говорю с нетерпением, которое Паша улавливает.
Садится, включает ночник. Быстро раскатывает резинку. И тянет меня к себе.
Второй секс длится дольше первого. И он изматывающе восхитителен! Паша любит с наслаждением, с жаждой. Доводит нас обоих до сумасшествия. Его движения то быстрые и частые, обрушивающиеся потоком, лишающие возможности не только двигаться, но и дышать! То медленные и размашистые. При каждом ударе рождающие сладкие разряды тока между ног и покалывания на кончиках пальцев.
Я могу лишь тихонько стонать, впиваясь пальцами в его лопатки.
Больше не пытаюсь сдерживаться, а когда Паша переворачивает меня и берет сзади, и вовсе срываюсь на громкие пошлые стоны. Шлепки от касания наших тел, испарина, вздохи, страстные поцелуи…
Павел доводит меня до трясучки. Кожа не просто пылает, она горит – не притронуться. Я теку под ним, между нами мокро и скользко. Паша совершает еще один резкий толчок и застывает внутри меня. Удовольствие выходит на какой-то новый и безумный уровень, я не владею собой, я просто хочу залезть к нему под кожу. Слиться. Исчезнуть в этом наслаждении.
Оборачиваюсь и сцеловываю капельки пота с его висков. И мне вкусно. Так вкусно, что дрожу от удовольствия с его членом внутри себя. Чувствуя, как Паша во мне кончает.
– Боже, как мне хорошо, Паш, – шепчу обескураженно. Не ожидала, что так хорошо будет сразу. С первой ночи. – Ты потрясающий. Просто потрясающий.
Он выходит из меня, стягивает резинку. Я же быстро поворачиваюсь к нему, чтобы обнял. Что Паша и делает. Так крепко, что больно даже. До хруста косточек, до разрыва сердца. Я жадно дышу им, не могу насытиться. Ногу закидываю повыше и трусь промежностью о его бедро.
Он долго прижимает меня к себе. Мы молчим, обнимаемся, нежимся. Была бы ночь, наверное, заснули бы. А может, и действительно дремлем пару минут. Ведь успокоиться надо. Дыхание восстановить.
Наконец я порываюсь встать, но Паша не пускает.
– Мы не закончили, – говорит серьезно.
– Я проголодалась. А ты? – шепчу примирительно.
Он берет мою ладонь, целует тыльную сторону. Тянет время. Размышляет.
– Нет, не пущу тебя. – Паша слегка улыбается, по голосу слышу.
Он снова прижимается ко мне пахом, и я чувствую, как член опять наливается.
– Я никуда не денусь, – отвечаю тоже с улыбкой, тая от его настойчивости. – Я твоя на всю ночь.
– Ночи будет недостаточно.
Паша водит губами по моим – лениво, медленно и как-то слишком собственнически! Дух захватывает, поджилки трясутся. Я замираю.
– Я тебя хочу, – упорствует он. – Потом ужинать отпущу, обещаю.
Я обнимаю его крепко-крепко, вновь счастливо улыбаясь. Глажу, глажу его лопатки, спину, слегка массирую. Расслабляю. Он мне так нравится!
– Мне действительно надо в душ, хотя бы на минуту. Пожалуйста, Паш… Я вся теку.
– Я знаю.
– Паш, пусти, – произношу чуть строже.
Он нехотя ослабляет хватку. Я встаю, потягиваюсь. Хочу уже пробежать в санузел, но тут его телефон начинает звонить.
Решив потянуть время, открываю шкаф, сама же бросаю быстрый взгляд на экран его мобильного и замечаю одно слово: «Вероника». Закусываю губу.
Без фамилии.
Достаю из шкафа короткий шелковый халат, медленно накидываю на себя.
Паша берет телефон, смотрит на экран, сбрасывает звонок и откладывает мобильный обратно на тумбочку.
– Кто звонит? – уточняю я беспечно.
– С работы.
– Может, что-то важное?
– Может. – Он делает паузу. Потом добавляет: – С середины декабря я работаю каждые выходные. Многие болели, нужно было заменять. На эти два дня меня отпустил главврач. Я просто… устал.
– Усталым ты не выглядишь.
Паша включает ночник, и я медлю пару вдохов, чтобы полюбоваться им – расслабленным. После чего спешу в душ, где меня через несколько минут сменяет хирург.
Освежившись, я собираю с пола апельсины. Ставлю розы в воду. Хлопочу на кухне – ужин, конечно, остыл весь. Нужно разогревать и все такое.
Пока готовлюсь, Паша без носков и рубашки, точнее, в одних джинсах, подходит ко мне. Свежий, бодрый. Волосы по-домашнему влажные после душа. Целует в шею. Потом открывает дверцы шкафчика под раковиной и принимается за починку фильтра.
Ловко меняет колбу, я пока накрываю на стол. Ставлю бокалы, раскладываю столовые приборы, салфетки. Салат, хлеб…
Достаю свечи и расставляю по всей кухне. Зажигаю их. Сантехник-хирург наконец отрывается от фильтра, оглядывает изменившуюся кухню. Молчит. Не знаю, нравится ему или нет. Надеюсь, что я не перебарщиваю.
– Все, ты закончил? – спрашиваю радостно.
– Да, – кивает он.
– Тогда я гашу свет.
Быстро щелкаю по выключателю, и мы утопаем в романтике. Паша поднимается на ноги, берет бутылку вина, штопор. Я присаживаюсь за стол.
На самом деле очень нервничаю. Мы дважды занимались любовью. А теперь ужинаем при свечах.
Смотрю на него. Паша вкручивает штопор в пробку. А потом вдруг отрывается от бутылки, поднимает на меня глаза.
Разглядывает. Улыбается. Широко, как делал сотни раз до этого. Максимально обаятельно. Я улыбку его видела, конечно, она мне сразу понравилась. Но почему-то именно в этот момент, когда он, обнаженный по пояс, на моей кухне для меня вино открывает, сердечная мышца как-то иначе сжимается. Будто ритм меняет. И меня вместе с ним заодно.
