Вторжение его языка как сладкий яд – смертельно приятно. Презираю саму себя и одновременно тону в удовольствии. Паша круги по клитору сквозь ткань водит и то же самое языком во рту творит. Я задыхаюсь. Я ждала этого все эти месяцы!
Вцепляюсь в его плечи. А потом чувствую оргазм. Он рождается вспышкой под пальцами и наносит колоссальный урон – неотвратимо взрывает каждую клетку. Спазмы сильные и частые. Неожиданностью парализующие!
Я не хотела этого! С кем угодно! Только не с ним! Забыть ведь этого мудака пытаюсь! Отпихиваю Пашу, но он не слушается. Тогда я ударяю его, отворачиваюсь. Спрыгиваю с машины.
Спазмы волнами гонят кайф по венам. Я вырвалась, а они идут по нарастающей!
– Ты совсем охренел! – кричу я. Уязвимость чувствуя такую, как никогда прежде! Сердце колотится, болит. Слезы на глазах. И злость бессильная!
– Не смей меня трогать больше никогда!
Кайф кровь греет, она бурлит в жилах. Джинсовая ткань в нежную кожу впивается. Один спазм сильнее другого. Почти колотит от наслаждения.
– Извини, – говорит Паша так, словно не смущается ни капли.
Между ног влажно. Мое тело требует Пашу. С Гордеем дважды ужинала и однажды целовалась – вообще ничего. А тут! До слез обидно.
– Отвези меня домой!
Выдыхаю, радуясь, что градус удовольствия наконец снижается. Стыдно-то как!
– Конечно. Садись.
Паша открывает переднюю пассажирскую дверь. Я демонстративно забираюсь на заднее сиденье.
– Трусиха, – бросает он ласково.
– Да пошел ты.
Адомайтис садится за руль. Прогревает движок. Вздыхает громко, лицо трет.
– Капец как трудно это все. Извини, если обидел. Я не собирался. И ничего такого не думал. Я просто хочу тебя. Для человека, который треть жизни был в отношениях и должен был два месяца назад жениться, столь сильная похоть к другой женщине в новинку.
Боль резкая, острая. Обида колоссальная. Он идиот последний! Ненавижу.
– Замолчи, – требую.
– Тебе было больно? Я сильно надавил?
– Да! – лгу.
Он не понял, что я кончила. Слава богу, он не понял!
Столько попыток за эти два месяца получить разрядку самостоятельно! И девяносто процентов из них впустую. А тут… Фух.
Щеки горят, пульс благодарно успокаивается. Кровь по венам летит так быстро, кажется, что я переродилась и помолодела.
Машина трогается. Паша везет меня домой. Город небольшой, пробок нет даже в час пик, что уж говорить о ночи. Меньше чем через пятнадцать минут мы будем у дома, какой бы маршрут Адомайтис ни выбрал.
– Диана, извини, пожалуйста, – говорит он снова напряженно. – Я не хотел тебя обидеть. Мне показалось… тебе хорошо было. Не знаю, что на меня нашло.
– Больше никогда так не делай.
Павел молчит. Потом отвечает словно нехотя:
– Я попытаюсь.
И я… совершенно непредсказуемо улыбаюсь его ответу. Искренне.
Глава 31
ЛИДА
– Вау! У тебя хорошее настроение? – спрашиваю я у Пашки, через силу улыбнувшись. – Привет!
Матвей замолкает на полуслове и демонстративно закатывает глаза. Паша прекращает лыбиться. Потом усмехается и произносит:
– Неожиданно? Привет, Лида. Ну, показывай комод.
Мы договорились встретиться в восемь, на часах пять, и я совершенно не готова. Голова грязная, одежда обычная. Как же так? Невольно начинаю суетиться.
За продуктами ходила и увидела братьев у припаркованной напротив моего подъезда машины. Матвей какую-то очередную чушь рассказывал в красках, а Пашка… ржал. Терпеть не могу, когда эти двое вместе! Когда Паша один – он адекватный и умный человек. Рядом же с младшим братом не пойми в кого превращается! И мелкий пакостник этим пользуется.
– А Матвей зачем приехал? – киваю в его сторону.
– У меня рука болит, он поможет, – парирует Павел. – Помню я этот комод. Неподъемный же.
– Почему болит? Ты поранился? Оперировать сможешь?!
Выпучиваю глаза. Паша – правая рука Волкова, он не может сойти с дистанции.
– Нормально, но не хочу тревожить лишний раз. Идем или уже не нужно?
Я робею и не понимаю, что сделать. Подойти обнять? Протянуть ладонь? Или вовсе проигнорировать? Мы давно не виделись вне клиники. А в «Айрис» Павел всегда не в духе. Холоден, спокоен: субординация максимального уровня. Хотя всем остальным девчонкам глазки строит. Выделяет меня таким образом.
Мы оба злимся друг на друга! Логично, есть за что. Но вот эта беззаботная улыбка, что минуту назад растягивала его губы, просто бесит! Она так не идет ему.
– Вперед, – киваю в сторону подъезда.
Парни повинуются.
Нет, я все понимаю. У Матвея случилось горе: так рано потерял родителей. Но у других жизнь тоже не сахар, и они держатся. Как-то. Не навешивают ни на кого личные обиды, не портят близким жизнь! С тех пор, как мы вернулись из Москвы в Сибирь, все стало плохо. Просто ужасно! Надо было в столице оставаться. Паша уперся, ему тут работу обещали. Он ведь хирург! Не может без этого. А я во всем его поддерживала. Раньше. Пока не начала ценить себя и свои потребности. Спасибо Веронике.
Поначалу честно терпела многодневный траур. Горе случилось, любой бы вошел в положение. Но чем дальше, тем становилось хуже. Жить с Матвеем оказалось просто невыносимо! Он ничего не делал по дому, только мусорил и возмущался. Не позволял нам с Павлом уединиться, мешался… Постоянно лез. Паша сам стал задерживаться на работе, общаться с другими женщинами. Что и неудивительно, ведь дома нас всегда было трое. Я начала ревновать.
Мы с Пашей все чаще ссорились. Ругались в пух и прах, а мелкая пакость только подливал масло в огонь, специально провоцируя! Радуясь ситуации. Питаясь эмоциями.
Тогда я предложила идею: почему бы не отправить пацана на ПМЖ к бабушке? К тому же она жила не так далеко, всего лишь в Сосновоборске. Минут двадцать на автобусе. Там нормальные школы, чистый воздух. Нет клубов, а значит, меньше соблазнов.
Павлу идея понравилась. Он посоветовался с Матвеем, поразмыслил… и ошарашил меня новостью: бабушку перевозим в Красноярск!
В шикарную четырехкомнатную родительскую квартиру! Мы же продаем бабушкину двушку и покупаем себе то, на что хватит средств.
У меня просто руки опустились, я ушла к себе и горько заплакала.
Матвей вновь победил. Паше совершенно неважно было, где родятся наши с ним дети, в каких условиях будут жить. Единственное, что для него свято, – это младший брат. Чтобы тот жил припеваючи, чтобы ему было комфортно, чтобы он ни в чем себе не отказывал! Ведь Матвею жизненно необходимы четырехкомнатные хоромы!
