В итоге мы переехали в однушку, кое-как устроились, жить начали. Счастье длилось недолго! Матвей заскучал и начал проводить у нас выходные. Ждешь-ждешь эти дни, чтобы вдвоем побыть, расслабиться… или с работы уставшая едешь, а там гости. Всегда гости. Постоянные. Потому что Матвею одиноко. Потому что у него трудный период! Потому что нужно войти в положение!
И вместо романтического ужина – игры в приставку. Тупые шутки! Гогот! Копящееся внутри раздражение. У меня тоже была сложная жизнь. Отца я вообще не знала, мать особо не занималась воспитанием. Никто со мной не носился! И выросла нормальным человеком.
Но Паша… он всегда выбирает младшего брата. Не меня, а его.
Слезы подкатывают к глазам от невыносимой обиды, но я борюсь с собой.
Мы втроем заходим в лифт. Непривычно находиться с этими двумя так близко. А когда-то это казалось нормой. Матвей закатывает глаза и украдкой лыбится. А Павел же… он будто в порядке. Будто почти в норме после разрыва.
На мгновение я чувствую иссушающий страх, что потеряла его. Вероника предупреждала, что у него интрижка была. Она даже видела эту темноволосую шлюшку в клинике. Павел якобы смотрел на нее так, как давно не смотрел на меня. Как я злилась! Постоянно ведь его ревновала, но ни разу не допускала мысль, что он и правда с кем-то спит!
Иногда я так сильно скучаю, что думаю: может, не стоило ставить ультиматум и требовать от Паши, чтобы выбирал между мной и братом?
Качаю головой. Продолжать в том же духе тоже не могла. Своего хочется ребенка, а не подростка невоспитанного.
И все же… Не может быть, чтобы Паша сумел увлечься другой. Не верю.
– Как дела? Тебя еще не посадили? – спрашиваю, вздернув бровь.
– Мечтай, – отвечает пакость. – Свою семью с моей не путай, это у тебя там сидельцы.
– Брейк, – скрипит зубами Павел, вновь мрачнея и превращаясь в того буку, каким я его знаю. Становится спокойнее. – Вы хотя бы пять минут можете помолчать рядом друг с другом?!
– Она первая начала, ты же слышал.
– Пожалуйста, Мот. Я же попросил! – рявкает Паша.
– Молчу! – Пакость прищуривается, мы окидываем друг друга презрительными взглядами.
Почему Матвей не может быть нормальным милым подростком?! Надо же, так повезло с мужчиной и так не повезло с его братом! Это просто какой-то тупик!
Мне уже не хочется заносить комод. Я молюсь, чтобы пакость исчезла.
Открываю дверь, показываю объем работы.
– Вон туда, в комнату. Я место освободила.
– Капец. Он еще больше, чем я помнил, – вздыхает Павел.
Комод старый, громоздкий. Паша с Матвеем не без труда перетаскивают. Я смотрю издалека. Паша будто поправился немного, подтянулся. Вроде бы такой же и другой одновременно. Опять тревогу чувствую небольшую. Будто теряю его.
Паше было очень больно и плохо, когда я уходила. Он работать попросился, все новогодние праздники дежурил. Вероника как раз устроилась в «Айрис», наблюдала за ним. Собранный, молчаливый. Работал-работал-работал! Все было под контролем.
Я надеялась, он уже почти… готов меня выбрать. Потом что-то случилось. Какие-то перемены.
Женщина? От одной мысли начинается истерика. Мы и разругались-то перед Новым годом, потому что Паша пароль на телефоне поменял и сказал, что не сообщит. Может, уже тогда?
– Сюда, Лида? – спрашивает Павел. – Полкомнаты занимает. Но смотри сама.
– Блин. Не очень тут смотрится, да? Может, к другой стороне?
– Может, ты подумаешь сначала? Тяжело! – выделывается пакость.
Я смотрю на Пашу умоляюще. Обычно он затыкал Моту рот, когда тот цеплялся ко мне. В этот раз пожимает плечами.
– Лида, подумай хорошо. Он и правда неподъемный, – соглашается с пакостью, вытирая лоб ладонью.
– Может, чаю пока? У меня тортик есть. Или… ты голодный, Паш? Будешь омлет? Я не успела ужин приготовить.
– Я не голодный, спасибо, – ухмыляется пакость. – И мы спешим.
Я округляю глаза. Смотрю на Пашу, тот кивает. Такое ощущение, что он вообще мыслями далеко, не с нами.
Сердце барабанит под ребрами.
Плохие, очень плохие новости! Я надеялась, мы хотя бы поговорим. Подготовилась ведь. Соскучилась. И он тоже соскучился! Знаю точно: в день нашей свадьбы Паша напился с друзьями, чтобы не сорваться ко мне. В другом городе на учебе был. Специально же поехал, из вредности, потому что боялся – уступит!
– Лида, спасибо за предложение. Честно. Но нам действительно пора. Матвей опаздывает, у него лекция по химии в рамках подготовки к экзаменам. Пропускать нельзя.
Пакость важно кивает.
– Ты его отвезешь и освободишься?
– Паша хочет сам послушать, – ухмыляется гаденыш. И идет к выходу.
– Паш, на одну минуту, окей?
– Мы опоздаем! ОГЭ, Паш! – канючит Матвей.
– Два слова, – умоляю я, впадая в отчаяние.
Он просто так возьмет и уедет?! Не поговорив?! Не дав новую надежду? Я думала… мечтала… Мысли в голове путаются. Он ведь обещал к восьми приехать, я бы ужин, белье, шампанское… Я бы все ему.
Столько ждала эту встречу… и вот так ее закончить?
– Паш? – шепчу, умоляюще сжимаю ладони.
Он вздыхает.
– Мот, иди, я догоню.
Поворачивается ко мне и произносит спокойно:
– Что ты хотела?
Глава 32
У Лиды кожа тонкая, почти прозрачная. Розовеет при малейшей перемене в настроении, что раньше казалось мне умилительным.
Сейчас я и правда опаздываю, поэтому любые волнения выглядят неуместными. На них просто нет ни сил, ни времени.
– Паш, мы ведь поговорить хотели. – Лида беспомощно разводит руками. Заглядывает в глаза. – Мне столько тебе сказать надо. Ты ведь понимаешь, что комод – это лишь предлог.
Чувствую раздражение. Потому что не вовремя. Потому что… поздно. Обещал же вести себя достойно. Самому себе обещал, но снова готов скатиться в претензии, они жгут язык, требуют себя озвучить.
– Когда я просил о встрече и пытался поговорить, ты мне отказывала. А сейчас, когда у меня налаживаться начало, передумала?
– Ты мне мстишь?
Качаю головой. Делаю шаг к выходу, Лида бросается вперед и хватает меня за рукав.
– У тебя кто-то появился? Паш… Как давно? Еще до Нового года?
Раздражение прет по нарастающей. Вот как можно быть такой милой, приветливой, нежной и одновременно с этим удушающе ядовитой! Сколько тысяч раз я клялся, что нет у меня никого. Не трахаюсь на стороне и не планирую! В клинике с утра до ночи. Тут на свою девушку бы сил наскрести. Знает же Волкова, отца подружки своей: он не терпит тунеядства.
