– Допустим. И что?
– Отлично! – Коржов хлопает в ладоши, придвигается ближе и заговорщически сообщает: – Я хочу помочь. В твоем деле.
Я напрягаюсь. Понять никак не удается, в каком это деле, касающемся девушки, он мне собрался помогать?!
– Так.
– Ты же тот самый Адомайтис, у которого давние терки с Романом Ивановым! Дина про тебя рассказывала. И про ту вашу ситуацию.
«Дина».
Коржов продолжает:
– Я сразу догадался, что через сучку ты отомстить хочешь. План твой просчитал. Не парься, я на твоей стороне. Их семейка мне давно поперек горла.
И смотрит выжидательно.
– Я могу доверять тебе? – интересуюсь вкрадчиво.
– Спрашиваешь! Я помогу. Не сомневайся.
– У тебя есть рычаги влияния на Иванова? Да ладно.
– Ну-у, не то чтобы прям рычаги. Но идейки – да. Чем, думаешь, я занимаюсь последние два года? Он многим не нравится в этом городе. Проблема в другом. Единственное слабое место Иванова – это его обожаемая дочь. И если ударить по ней, то будет больнее всего. Но ты это и сам понял.
Мы смотрим друг другу в глаза.
Я вижу алчность и чуть улыбаюсь.
Перед глазами проносятся те фотографии. Моргаю.
– Продолжай.
– Ты ведь знаешь, как эта сука со мной поступила. Сама свои фото слила в Сеть, меня обвинила, тварь. Все должно быть по-еёному! Чуть что не так – угрожала. А потом проучить решила!
– Так это она сама?
– Да. С моего компа. У нее все пароли были. Попробуй не дать, там такой скандалище! Я ж любил, доверял… поначалу и не понял, что случилось. Она уже заяву ментам катала. Ивановы не прощают обид. Ее отец посадить меня обещал.
– Расскажи подробнее, – прошу я вежливо.
Хочу услышать.
Коржов приободрется.
– Ага! Значит, я не ошибся в тебе.
– Мне крайне интересно.
Я хочу все. Услышать. От тебя.
– Она ж шлюха такая, всему городу это известно. Вот если мы отомстим… обоим намного легче станет. Мы же одинаковые с тобой, Паш. Оба пострадали от этой семейки. Мне терять нечего. Работы нет, перспектив нет и не будет. Сколько раз пытался куда-то устроиться… не берут! Бизнес свой открывал. Хохма. Не успел товар расставить, уже пожарники на пороге. Пролетел. На глазах матери это все происходит. – Он делает еще один глоток пива. – Жалко ее. Твои родители тоже пострадали в свое время. Я вот что подумал. Если бы вы не переехали, той аварии бы и не случилось. Жили бы твои и не тужили. Такое не прощают, Паш.
– И что ты предлагаешь?
– О, у меня много идей! С чего бы начать?
Коржов замолкает. Пьет и придвигается ближе. Ждет моей реакции.
– Все еще интересно? – уточняет.
– Не то слово.
До гостиницы добираюсь уже в начале двенадцатого. Пешком. Ни одно такси не примет пассажира, выглядящего как последний бомж, не стал и пытаться. Путь неблизкий был, но я дотащился.
Одно радует: на улице ни души, никто успешного хирурга из «Айрис» не увидит и не запомнит в столь плачевном состоянии.
Грязь хлюпает в туфлях. Рубашка противно липнет к коже. Тело ноет. Сука. Продрог до костей так, что трясет.
Злость сжимает ребра тисками. В груди тяжесть такая, что перевешивает весь прочий дискомфорт. Я не понимаю, как от нее избавиться. Это сильнее меня. Напряжение близится к пограничному.
Захожу в гостиницу, на ресепшене никого. Обтираю подошвы о коврик и быстро иду к лестнице, пока не заметили. Поднимаюсь по ступенькам. Подхожу к своему номеру и открываю дверь.
А потом застываю на пороге. От яркого света режет глаза, но все же моментально понимаю, что в номере двое. Сомов развалился в кресле и пялится в телик. Важно другое.
За столом у окна сидит… Диана. Пульс учащается, а затем будто стихает. Стресс берет сердечную мышцу в тиски и жмет, давит. Больно в груди становится. В следующую секунду пульс принимается шпарить так, что перед глазами темнеет.
Что она здесь делает?
Перед Дианой чашка чая.
– Привет, – говорю я.
Диана соскакивает с места так быстро, что неуклюже задевает чашку, разлив кипяток на стол и тыльную сторону ладони. Дергается от боли.
Но не обращает на неприятные ощущения внимания. Смотрит на меня. Глаза дикие, круглые.
В следующую секунду Диана срывается с места и кидается мне на шею.
Я покачиваюсь и упираюсь в косяк рукой, чтобы не упасть. Она обнимает меня изо всех сил. Ее запах дурманит. Я сильно дрожу от холода.
Пытаюсь оттолкнуть.
Бесполезно.
– Как я переживала, господи боже мой, – шепчет Диана сбивчиво. – Как же я переживала!
И жмется всем телом.
Глава 42
От каждой его попытки оттолкнуть сердце рвется на части.
Я потом уже замечаю, что усталый, грязный, весь какой-то растрепанный. Поначалу важно было, что живой, здоровый, стоящий на ногах.
Всего боялась. Отец, выпив, решил при гостях выпендриться и звонить кому-то начал по поводу Пашки. Чтобы жизнь ему максимально усложнить. И здоровье подпортить.
Его поддерживали присутствующие. Принялись перебирать варианты. Боже, мой папа, он такой… Иногда он отвратительно переигрывает! Я долго молчала. Поэтому сейчас особенно стыдно. Будто не достойна обнимать Пашу. Словно он отталкивает заслуженно.
Как я вообще могла молчать, когда его оскорбляли?
Потом была ссора, потому что я не выдержала. Любому терпению, даже самому ангельскому, однажды наступает предел. Честно заявила, что думаю. Ведь нельзя так! Сколько можно мстить человеку, который в шестнадцать лет мог ошибиться? По закону Оливия имеет право на алименты, вот пусть их и попытаются содрать, если получится!
Если получится. Ведь тест ДНК никто так и не сделал.
После я призналась, что мы встречаемся. И убежала.
Впервые в жизни убежала из дома во время ссоры. Словно мне не двадцать пять, а тринадцать.
Спорить сил не осталось. Я там одна была против толпы. Ничто так не сближает, как осуждение общего врага, не так ли?
В голове не укладывалось: вдруг папа и правда Паше что-то сделает? Если его слова не пустой пьяный треп? Мужчины намахнули и начали подбивать отца на подвиги. Придурки. Знают же, что его легко спровоцировать.
Паша был недоступен. Тогда я написала в соцсети его коллеге Игорю Сомову, который сообщил, в каких номерах они остановились.
И мы начали ждать. С каждым часом становилось страшнее. Я успокаивала себя, что папа бы физически не успел натворить дел так быстро! Должно быть, Паша просто встретился с друзьями и забыл о времени.
