Не знаю, правильно ли вступать в брак, находясь вот в такой эйфории. Кто-то может посоветовать время выждать, когда страсть поутихнет. И с трезвой головой решение принять.
Бред.
Когда с человеком настолько комфортно, не грех подстроиться и уступить в мелочах. Чтобы сохранить то самое, важное.
Я выхожу из ванной, завернувшись в длинный черный халат. Чистая, свежая, но все еще горячая после наслаждения, что Паша утром доставил мне.
Он уже разливает кофе. На нем лишь спортивные штаны. Волосы влажные после душа. Я очерчиваю глазами его грудь, плечи, живот… Резко поднимаю глаза и случайно ловлю на себе его взгляд.
Тот самый – голодный и темный, что запрещен в обществе. Мужчинам нельзя так пялиться на женщин, это неприлично. Паша быстро берет себя в руки и приветливо улыбается.
– Как дела? Садись завтракать, – старается быть гостеприимным. Выдает хрипотца в голосе.
А у меня волоски на коже дыбом именно от его вот таких взглядов: тайных, будто воровских. Безумно приятно чувствовать себя настолько желанной. Гадать, какие у него мысли, как сильно он хочет. Иногда Паша точно так же смотрит на меня на людях. Недолго, конечно. И я понимаю, что у него не всегда получается держать себя в рамках. Кажется, в такие моменты я люблю его еще больше.
– Чудесно. Тебе хорошо было? – спрашиваю.
– Да. А тебе?
– Ты же чувствовал.
– Скажи словами. – Он снова улыбается, намазывая тост маслом.
– Мне было очень хорошо, Паша. Просто вау.
Он довольно кивает. С аппетитом завтракает. Я, как дурочка, поглядываю на Пашу украдкой и любуюсь тем, как он ест. Боже, это же надо было так втрескаться! Самой себе не верю. Мне все в нем нравится. Вообще все. Улыбки его широкие, беззаботные, смех, то громкий, заразительный, то низкий, хриплый. Я обожаю наблюдать, как он читает что-то по работе – думает, хмурится. Обожаю слушать истории из клиники, не всегда веселые, но по большей части позитивные. Нравится его амбициозность. И в то же время простота.
Конечно, для меня очень много значит его взаимность. Я же вижу, как Паша радуется моей заботе. И тому, что разделяю его хлопоты о быте, бабушке и брате. По большей части он человек одинокий. И мне приятно его поддерживать.
Смотрю на него и понимаю, что… не могу от него отказаться, даже во имя спокойствия родителей. Просто не могу, и все! Не знаю, можно ли назвать Пашу моей первой любовью. С тех пор как один славный старшеклассник одолжил малолетке куртку, много воды утекло. Я росла, не вспоминая о нем. Была влюблена в другого парня, ждала того из армии, планировала замуж. Но, возможно, это она и была. Та самая. Детская любовь, тонкий крошечный бутон, который в дальнейшем расцвел ярчайшими цветами взрослых чувств.
Иногда мне кажется, это даже не очень плохо, что мы оба с Пашей прошлым раненные. Таким людям, пережившим тяжелые разрывы, не просто довериться. Но если это случается, то мы ценим каждую мелочь. И бережем друг друга от потрясений.
Паша целует меня и убегает на работу. Я же занимаюсь укладкой и макияжем. Спешу. У девятых и одиннадцатых классов наступает пора экзаменов, поэтому не один Адомайтис пашет от зари до зари.
Вчера, например, Матвей прислал мне решение задачи в два часа ночи! Паша проснулся от звука моего телефона, спросонья глянул на экран, увидел имя брата и распсиховался! Но я быстро успокоила своего вспыльчивого: Мот просто засиделся за учебниками. А когда победил задание, на радостях поделился успехом с учителем! Потом сообразил, что ночь давно и большинство людей спит. Извинился. За такую страсть к учебе ругать нельзя.
– Человек ночью машину угоняет – тебе не нравится! Задачи решает – тоже не нравится! Паш, тебе не угодить, – ругалась я.
– А он может ночью спать? – спросил мой хирург, уже смягчившись.
– Ему шестнадцать. Я в этом возрасте двое суток могла не спать и чувствовала себя огурцом. А сейчас если две ночи не посплю, то без кофе не встану.
– Я нормально. – Паша пожал плечами и отрубился.
А я… проверила решение Матвея, накатала ему пару комментариев по поводу недочетов, ибо парня потянуло в лес по дрова: можно было прийти к ответу в два раза быстрее. Похвалила, потому что пусть и окольным путем, но цели-то он достиг. Затем прижалась к спине Паши, зацеловала лопатки и тоже заснула.
Работа идет по графику, здесь у меня все четко. И нервничаю я вовсе не из-за каверзных вопросов будущих студентов.
Сегодня я обедаю с отцом.
Мы впервые увидимся с того дня, как я ушла из-за стола на семейном празднике, демонстративно бросив вызов обоюдной ненависти к парню. Волнуюсь адски. Мы никогда с папой не ссорились. Ни разу такого не было, чтобы не разговаривали. Папа часто злился, но его нелюбовь ко всем моим кавалерам была беззлобна и даже моментами забавна, если не считать суд над Сергеем. Но тогда мы с родными были на одной стороне баррикады. Сейчас же оказались по разные.
Папа позвонил утром, сразу после ухода Паши, и сообщил, что они в городе. Предложил пообедать.
Разумеется, я согласилась.
Ресторанчик, что выбрала, находится в семи минутах от школы. Закончив занятие, я быстро надеваю пиджак и спешу на улицу.
Паникую. Так сильно не хочется ссориться! Не хочется выбирать сторону! Часть меня вопит о том, что я предательница. Но Паша… он ведь ни в чем не виновен. Я не могу оставить его. Просто не могу, и все. Я нужна ему.
Захожу в кафе раньше. Думала, будет пара минут, чтобы столик выбрать, воду заказать и морально подготовиться. Но папа уже ждет.
Спиной сидит ко мне. Перед ним на столе чашка капучино и телефон.
Я делаю глубокий вдох. Что ж. Мы близкие люди. Либо я смогу до отца достучаться, либо нет.
Пусть мне сопутствует удача.
Глава 46
Приподняв уголки губ в нейтральной улыбке, я подхожу к отцу. К любимому папочке, к стене и опоре! Боже. Через пару недель я стану женой его врага. Уму непостижимо.
Знаю, что Павел Адомайтис не желает моей семье зла, он не повелся на провокации Сергея. Вот бы и отец это понял.
– Пап, здравствуй, – говорю приветливо, но при этом соблюдая дистанцию.
Услышав мой голос, отец поспешно оборачивается. А потом… начинает суетиться! Неуклюже вскакивает, салфетка с его колен падает. Папа задевает стол, и кофе расплескивается.
Я чувствую сильную тоску. Папочка…
– Диана! Как же я рад, что ты пришла, – улыбается он.
Морщинки у глаз становятся резче. Родное лицо выдает растерянность, что так несвойственно Роману Иванову! Папа волнуется.
Былая бравада покидает меня. Я чувствую боль. За своих любимых людей.
– Конечно же, я пришла. Что ты! – выпаливаю эмоционально. – Как же иначе?
