Мозг плавится. Музыка здесь громкая, шутить и острить не получится. Приходится молчать и чувствовать. Я делаю робкий шаг вперед.
Его запаха становится больше.
Адомайтис вдруг притягивает меня к себе, заставляя резко вдохнуть и крепко обнять его за шею.
В таком положении он начинает неспешно вести.
Ауч. Что может быть сексуальнее медленного танца двух едва знакомых людей?
Которым трогать друг друга рано, целоваться рано. Если бы он полез вот так в машине обниматься или на улице – я бы вызвала полицию.
А под музыку можно. Красивая мелодия – прекрасное оправдание для моей залитой крепким алкоголем и потому заткнувшейся совести.
Я касаюсь кончиками пальцев его шеи, нащупываю две небольшие родинки, обвожу их нежно, заботливо. В ответ Паша как-то по-особенному медленно вздыхает полной грудью, что вызывает во мне ту самую дрожь.
Он чувствует мою реакцию и прижимает меня к себе на пару секунд. Сильно. Горячо. Затем послушно отпускает. Потому что мы воспитаны и живем в современном разумном обществе. Потому что, будь мы варварами, он бы уже тащил меня к себе домой, чтобы болтать не о пластике.
Но ему нельзя. Вот трогать во время танца можно, прижимать к себе – пожалуйста. А как музыка закончится – и это станет недоступным.
Наши глаза вновь встречаются. Слава богу, здесь достаточно темно, эмоции легко спрятать.
Я веду рукой по его затылку. У Адомайтиса густые короткие волосы, которые мне нравятся. Касаться их нравится.
Мы продолжаем двигаться. Провоцировать. Обострять.
Музыка обрывается. Следом раздаются аккорды чего-то отвратительно веселого. Я отстраняюсь и иду к барной стойке. Павел следует по пятам. Сердце колотится, пустоты в животе нет – там все огнем пылает, в узлы морские скручивается. Щеки горят.
Два года я живу как в монастыре. Но при этом не дурочка. Знаю, что дальше последует.
Вдох-выдох.
Павел Адомайтис меня хочет. Это очевидно по языку его тела, по взглядам.
У меня, конечно, уже тысяча мыслей в голове. Мотает от «не оставить ему свой номер» до «пригласить к себе на утренний кофе» по двести раз за минуту.
У мужчин обычно все до банальности проще. Я ему чем-то понравилась, он меня понюхал, потрогал, рассмешил пару раз.
Судя по всему, сказал фантазиям «да». Сейчас. Без всяких там «а если…». Без оглядки на мои намерения, на мой бэкграунд.
Я в его вкусе. Он это знает. Я это знаю. Он знает, что я знаю.
И теперь самое главное, чем он будет усиленно заниматься, – делать вид, что это не так.
Шутить, болтать. Думать о мертвых птенцах, о загрязнении планеты целлофаном, каких-нибудь внутренностях, которые он наблюдает на работе. Или что там еще Адомайтиса удручает.
Потому что у нас так принято. В нашем современном обществе.
Я прошу стакан воды у бармена и оборачиваюсь.
Павел подходит совсем близко, касается меня. Он уверенно чувствует себя в моей зоне комфорта.
Протягивает сотовый и, не спрашивая разрешения, платит, в очередной раз объявляя о намерениях.
Мое сердце колотится. И когда наши глаза опять встречаются, я прошу:
– Вызовешь мне такси?
Снегопад закончился. На улице довольно морозно, но при этом после горячего клуба и безумных мыслей – необходимо свежо.
Мы выходим чуть раньше, чем требует приложение такси, чтобы подышать. И побыть вдвоем, перед тем как попрощаться. Время близится к двенадцати, музыка сменилась на невыносимый клубняк, сделав нахождение на танцполе невозможным.
– Сказка! – Я окидываю восхищенным взглядом горы рассыпчатого белого снега, сверкающего в ярком свете фонарей.
Я немного оглушена после клуба. Мы с Пашей отошли чуть в сторону, чтобы не толкаться на входе.
Здесь тихо.
– Да, утром все это превратится в грязную кашу. Мы поймали особенный момент. Ты не против, если я покурю?
– Нет, – пожимаю плечами. – Не знала, что ты куришь. Весь вечер вроде бы нет.
– Нечасто, – отвечает Павел, доставая из кармана полупальто пачку.
Быстро прикуривает привычным движением. Я внимательно наблюдаю. Как втягивает в себя дым, как зажимает между пальцами сигарету. Это очень сексуально.
Облизываю губы, он замечает это и чуть прищуривается.
Ежусь.
На улице тихо-тихо. Он. Я. Горы снега. Дым из его легких…
– Замерзла? – спрашивает Павел, истолковав мою реакцию по-своему.
Приподнимает руку, приглашая в объятия. Пролетающая мимо спортивка разрезает воздух грубой матерной песней.
Он ждет.
Ладно. На нас куча одежды. Мы достаточно для этого пьяны.
Я подхожу ближе, и Паша обнимает меня. Прижимает к себе так сильно, что я улыбаюсь до ушей.
– Ай! Раздавишь! – возмущаюсь.
– Извини, – говорит он искренне, но тут же повторяет движение.
Я поднимаю глаза, мы смотрим друг на друга. Адомайтис отворачивается и крепко затягивается, выпускает дым в сторону над моей головой. И это тоже адски сексуально.
Наверное, такси скоро приедет. Осталась всего пара минут.
– Спасибо, что пригласила на день рождения, – произносит Павел хрипло. – Было приятно стать твоим гостем.
– Спасибо за шоколадку, – парирую я. – Было бы неловко после такого подарка отказать.
– Ненавижу эту заправку.
– Паш, – произношу загадочно. Потом серьезнею. – Ты должен кое-что знать, только…
Я делаю паузу, наблюдая за тем, как пьяная беспечная улыбка сползает с его лица. Медленно и неминуемо.
Глаза вновь прищуриваются то ли от попавшего дыма, то ли от раздражения. Хватка рук становится сначала сильнее, затем значительно слабнет.
– У тебя есть мужик, угадал? Конечно, у такой славной. Как иначе? Вы поругались в хлам, но все равно потом помиритесь. Или он в какой-нибудь ебучей командировке?
Ауч. Но забавно, что Адомайтис об этом беспокоится.
– Не совсем. Я тебя обманула. Это не подруга перепутала ресторан, а я. Иногда я бываю рассеянной. Это злит и бесит окружающих людей.
– Фоу! Как на качелях вверх-вниз!
Я пожимаю плечами, скромно потупив глазки.
– Все умные люди бывают рассеянными, – быстро обнадеживает он.
– Вот как. Даже ты?
– Мне-то откуда. – Павел закатывает глаза. А потом улыбается. Снова легко, пьяно и просто обалденно.
Это один из самых лучших дней рождения в моей взрослой жизни.
