Вспомнив о пособниках, Михаил помрачнел – где-то ведь еще крутились и его личные враги: лжеволхв Кочубар и его людишки. Если те давненько не попадались на глаза, так это вовсе не означало, что они где-то сгинули… Вот уж вряд ли! Идут где-то рядом, таятся, выжидают момент… Чтоб, как ядовитейшая змея, ужалить!
Не-ет, вряд ли сгинули – слишком уж было бы хорошо, так только в сказках бывает!
«Ну и что вы обо всем этом думаете, сэр Майкл?» – недобро щурясь, Михайла спросил сам себя. Так вот, с сам собою, и начал беседовать, растекаясь мыслию по древу – так ему лучше думалось, привык…
То же, что и раньше? Что это именно Кочубар устроил засаду, именно его люди шли чуть впереди… Именно они замучили и убили гулящих девчонок, Катерину с Ульдиной… Упокой Господь их души…
Господи-и-и… девок-то за что?
«А не за что, сэр Майкл, а – почему! Для того, чтоб силу да наглость свою показать да лично тебя, как сотника-воеводу, унизить, может быть – даже запугать. Мол, вот мы какие ловкие – все про вас знаем: с кем разговариваете, общаетесь… За это им и прилетело! Еще и другим прилетит. Та к что ходи, Мишаня, да оглядывайся!»
Могло так быть? Вполне. А могло и не быть. Может, это и не Кочубар вовсе, может, какая бродячая шайка шалила. А девок они из-за своих дел убили… пытали… хотели узнать что-то?
Тем не менее фальшивый волхв Кочубар скорее всего – фигурант… Хоть и не очень-то жаловал Михаил это словечко, вернее – придуманную ушлыми журналистами фразу: «фигурант уголовного дела».
Ну что значит – фигурант? То ли он украл, то ли у него украли. Не-ет, в уголовном кодексе все прописано гораздо четче – уж Михаил-то Ратников это прекрасно знал, сталкивался с Фемидой, приходилось… Век бы не вспоминать!
В уголовном деле есть потерпевшие, свидетели и подозреваемые… обычно оборачивающиеся обвиняемыми – когда время придет и господин следователь соизволит допросить в качестве обвиняемого. Все права и обязанности данных категорий товарищей обстоятельно прописаны в Уголовно-процессуальном кодексе (УПК), и никаких таких «фигурантов» там нет!
«Та к кто у нас тогда Кочубар? А, пожалуй, подозреваемый! Ну, хорошо, как у следователей принято – пусть пока походит свидетелем… Что ему пока предъявить-то? Хилую засадку? Замученных девушек? А доказательства где?
Так, сэр Майкл, – поймаем, спросим! Если не сгинул где-нибудь… Поймаем, ага… Думаете, признается? Под пытками-то… Как генпрокурор СССР товарищ Вышинский, признание – царица доказательств… так, что ли? Да нет, не говорил такого Андрей Януарьевич, наоборот даже, опять – журналистский штамп.
Надо матерьяльчик на Кочубара пособирать! Та к сказать, завести уголовное дело на лжеволхва!»
Михаил усмехнулся, скривился, мысленно погрозив сам себе пальцем: «Ну вы, сэр Майкл, даете! Коли уж вас на эту стезю занесло, так пользуйтесь, пожалуйста, юридическими терминами, а не бог весть какими.
Во-первых, уголовные дела не заводят, а возбуждают, во-вторых – не на кого-то, а в отношении, и, в-третьих, еще хорошо бы дополнить – “по признакам состава преступления, предусмотренного статьей такой-то…” Какие такие преступления уже совершил Кочубар? О! Да целую кучу! От убийств до угона транспортного средства – саней. Впрочем, угон ли имел место быть? Скорей уж – предварительный сговор. В чем угодно можно Кочубара обвинить. Опять же – где доказательства?»
Щурясь, сотник взглянул на клонящееся к закату солнце, на длинную черную тень каменной бабы, протянувшуюся, казалось, через всю степь… Ну, не через всю, а через маковое поле пролегла! Значит, часов пять – точно. Скоро – вот прямо сейчас уже – должны были явиться все. С уловом или без… Посмотрим…
Услыхав стук копыт, Михайла приподнялся в седле, увидев внезапно появившихся всадников во главе с урядником Велимудром. Всадники быстро приближались, вот уж стало возможным рассмотреть до боли родные и знакомые лица… весьма опечаленные…
– Господин сотник… – подъехав ближе, поник головою Велька. Рыжая челка его упала на грудь – тоже словно грустила.
Михайла лишь хмыкнул, оглядев воинство:
– Вижу, неудачно…
– Да мы ж его захватили! – встрепенулся урядник. И тут взор его угас. – Но потом…
Сотник вскинул глаза:
– Ускакал?
– Убили… Были вынуждены. Он пытался, да… Кабы не Трофим – так бы и удрал… – махнув рукой, пояснил Велька. – В балке его прижали… взяли на аркан – сам же и запросил пощады! Все улыбался, кивал… А потом резко так прыгнул! Сбил Глузда, и в седло… Хорошо – Трофим… стрелою… Прямо в сердце!
– Ворошиловский стрелок – что тут скажешь… – сотник цинично сплюнул. – Но, вообще-то, всегда командир виноват…
Дернулись, взвились рыжие локоны…
– Так точно, господин сотник…
– Вечером пойдете за наказанием…
– Есть.
Слава богу, Ермилу повезло куда больше. Впрочем, повезло – неуместное слово, в данном случае все рассчитано было.
Они все и явились, вот тут же, всем «десятком», с посыльной Ланой… И пленник имелся – «язык». Только слишком уж юный – лет, верно, десяти. Босой, полуголый – в одних портах. Волосы – соломой, синие глаза сияют, потрескавшиеся губы растянуты в восторженной улыбке… Татуировка не левом плече – какая-то руна. Половцы их знали…
– Кикшмер-обы, куреня кишкмер – раб, – ткнув пальцем в татуировку, перевела Лана.
– Там водопой, за солончаками, – кивнув, Ермил быстро пояснил: – Обмелевшая такая речка. Людям пить нельзя, но скоту… Вот мы и решили – вдруг да кто скот пригонит? На такую-то речку – только самые бедняки… Так и вышло! Этот вон – баранов пригнал… Мы трех прибрали!
Отрок оглянулся на своих парней, весьма веселых… Трофейные бараны, связанные по копытам, висели, словно переметные сумы.
– Молодцы! – одобрил сотник. – Еще и шашлык поедим. Пленника допросили?
– Ну да – Лана с Войшей расспрашивали… Он же по-русски – никак…
Дальше доложила Добровоя:
– Вежа их у старого брода кочует, там земли плохие, большей частью – солончаки. Река же пока полноводна… еще с месяц такой будет. Главный их хан – Конджак – выше по реке кочевье имеет. Дюжина больших кибиток. Скота – без счета. И тысяча воинов.
– Тысяча? – засомневался Михайла. – Что-то для дюжины-то кибиток маловато будет. Поди, врет… Э, бала! Ийи гюнльер!
Сотник перешел на половецкое – тюркское – наречие. Насколько смог выучить. К немалому удивлению сотника, юный пленник его прекрасно понял и что-то затараторил в ответ… Но тут уж не смог понять сам Михаил, да и почти все, кроме Ланы. Та и переводила.
– Зовут его Анчак, он раб у Кикшмера-обы, вождя куреня. Живут небогато. Три кибитки есть – все по четыре колеса, маленькие. Сейчас одни женщины остались, все воины во главе с вождем уехали к этому вот их главному, Конджаку. А уже потом – к Боняку, хану верховному, подадутся… Или куда Боняк пошлет.
