– Думается, живым я отсюда тогда не уеду.
– Мне уже будет все равно, – Наяс смахнул ладонью со стола невидимые крошки.
– И что будет с твоим народом – тоже?
– А ты мне сейчас, верег, не угрожай! Не стращай моим народом.
Старик приподнялся с лавки. Его жена, которая как раз принесла обмотанный полотенцем горшок с ароматной мясной похлебкой, опасливо глянула на мужа и положила ему ладонь на плечо. Хальвдан примирительно поднял руку.
– Я не угрожаю, а предупреждаю. Нам совсем не нужны раздоры со своими же людьми. Но что мы должны думать, если находим там, возле тел кметей, стрелы, похожие на ваши? Поговаривают, и ссора с мытником у вас тут вышла. Оставить это так и безоглядно поверить твоим словам я не могу, сам понимаешь.
Наяс снова опустился на лавку, сложил руки перед собой и посмотрел на него водянистыми глазами.
– Понимаю. Отчего ж не понять.
– Посему, – продолжил Хальвдан, – я оставлю в Изломе отряд кметей, чтобы они приглядели за твоими людьми и тобой лично. Сам же пока остальных древнерских старост расспрошу. И заберу с собой твоего внука, – он протянул руку и потрепал все еще сидящего рядом Брамира по волосам.
Мальчишка вздрогнул и вопросительно глянул на деда. Но тот только вздохнул.
– На цепь меня посадить хочешь, воевода?
– А надо? – Хальвдан дернул бровью. – Если за древнерами не обнаружится никакой вины, то мальчишка будет цел и невредим. Посмотрит, как живут отроки в Кирияте, а может, и сам захочет им стать. Разве плохо? – Старик промолчал. – Вот и я так думаю. Только еще кое-что объясни мне, Наяс. Почему людей своих в сотни отправлять отказался?
Вождь размышлял недолго, будто давно ждал такого вопроса. Он отправил растерянного Брамира в другую клеть, а сам проговорил:
– Между нами часто не было мира. Это верно. Но время сейчас неспокойное. Переломное. И я хотел бы положиться на Драгомира, доверить ему жизни древнеров. Но есть то, что меня беспокоит. Поэтому я и не хочу отправлять своих людей на смерть. Поэтому не хотел присоединять земли к княжеству. А вовсе не потому, что я упрямый старый хрыч, как ты думаешь.
– Ты так говоришь, будто знаешь что-то, что нам неведомо, – Хальвдан подался вперед, не понимая, к чему ведет вождь.
Наяс слабо улыбнулся скорее своим мыслям, чем его словам. Затем еще некоторое время обдумывал, что сказать, и вздохнул, словно смирившись с неизбежным.
– Да, я знаю больше твоего, верег, хоть ты можешь мне и не верить. И даже рад, что ты приехал сюда сейчас. Пусть и с обвинениями. Просто выслушай. Есть силы, которые не подвластны ни мне, ни тебе. Но наше счастье в том, что иногда они желают говорить.
– С тобой…
– Они говорили и с моим отцом, и со всеми предками по его линии до самых давних времен, – кивнул Наяс. Его жена, накрыв на стол, села было рядом, но услышав, о чем собирается рассказать муж, поспешно встала и ушла, да еще и детей с собой прихватила. А староста продолжил: – Они будут говорить и с моим старшим сыном, когда придет время. Боги предостерегают меня и учат. Они пугают меня иногда, но во всем надо уметь видеть наставление. И слышать. Однажды я не послушал, дал слабину. Возможно, поплачусь за это, но не хочу, чтобы поплатились мои дети, – Наяс перевел дух. – Да. Я никогда не жаловал Драгомира. Не потому, что считаю его скверным правителем или глупым человеком. Просто до того, как он появился на наших землях, мне было видение. Я видел огонь. Много огня. И здесь, на холме у излучины – тоже. Видел среди огня Драгомира – тогда я еще не был с ним знаком – но он не горел, он сам был тем пламенем… Но когда князь приехал, я понял, что он сильный и умный муж. Достойный сын своего отца. В его душе есть Правда. Я уступил. И забыл бы о том видении за столько лет. Если бы оно не повторилось снова. Две седмицы назад или чуть больше. Такое яркое… Как будто мне хотели напомнить о том, что я упустил.
Хальвдан устало переглянулся с Ленне, сидящим слева. Тот, разделяя его сомнения, поджал губы.
– Я не знаю, какими травами ты себя одурманиваешь, Наяс…
Староста остался безучастным к колкости. Проговорил холодно:
– Не хуже тех, которыми ты дурманишь себя перед боем, берсерк, – он помолчал, наблюдая за Хальвданом и его людьми. Но тот ничего на это не сказал. Тогда старик продолжил: – И твои насмешки ничего не изменят, Хальвдан. Я расскажу тебе все, что видел в пламени и резах
[23]. Я покажу тебе. И, может, ты тоже поймешь, что Драгомир однажды доведет нас до большой беды. Если не погибели. Он уже ступил на этот путь и увлекает остальных за собой. И думается мне, смерть кметей – только начало.
– Зачем ты рассказываешь об этом мне?
– Считай, что мы чем-то похожи, – едва заметно усмехнулся Наяс. – И мы не враги. Ты можешь предостеречь Драгомира от того, о чем он, возможно, еще сам не знает. Тебя он послушает.
Глава 15
Млада медленно провела рукой по плотному стальному полотну кольчуги на своей груди. Извернувшись, глянула за спину, покрутила-поправила пояс, надетый поверх. Серебристые кольца поблескивали в свете факелов, установленных на стенах оружейной. При каждом движении с кольчуги будто стекало жидкое пламя. И хоть сколько долго просиди над ней, разглядывая, не найдешь ни единого изъяна.
– Ну как? – мастер Деян покрутил чернявый ус. – К душе пришлась?
Млада улыбнулась уголком рта и посмотрела на свой кожаный нагрудник, сложенный на лавку рядышком. Против стальной брони тот казался чем-то вроде тонкой одежонки: ни клинка толком не задержит, ни стрелы. В этом довелось убедиться не так уж давно. Но Млада привыкла к нему. Нагрудник был достаточно плотным, чтобы уберечь от слабых скользящих, а то и рубящих ударов, и в то же время легким и гибким, не стеснял движений. Кольчуга, изготовленная кузнецом Деяном нарочно для нее, безусловно, была хороша – самому князю не стыдно надеть, – но против нагрудника висела на плечах непривычным полупудовым грузом и тихо металлически шелестела, стоит только шевельнуться. Да только в бою в простой кожаной броне сильно-то не поскачешь, особенно с вельдами, оружие которых отравлено.
– Пришлась, Деян, – ответила Млада, пытаясь выпутаться из стальной паутины.
Тихо посмеиваясь, кузнец помог ей снять кольчугу.
– Не носила никогда?
– Не доводилось.
Совершенно взопрев, Млада утерла со лба испарину и пригладила растрепавшиеся волосы. Деян с улыбкой поглядывал на нее. Склепанная на женское тело броня казалась в его широченных руках детской. А кольчуги и панцири к походу для других кметей, кроме него, готовили подмастерья. Их голоса и тихий смех вперемешку с бряцаньем железа и ударами молотов доносились из соседней просторной клети. Дрожащим маревом выплывал оттуда разогретый горном воздух.