– Нам и так хватает работниц, – спокойно сообщил он. – Если у нее проблемы со здоровьем, мы найдем ей что-нибудь другое.
По правде говоря, он бы сразу устроил девушку работать в доме, но жена не желала слышать об этом. Поэтому позже, повстречав Всеволода, Николай передал слова отца ему. В этот же вечер молодой хозяин снова не пошел к невесте, ссылаясь на усталость, и по традиции принялся распивать чай во дворе. Мать лишь тревожно наблюдала за тем, как изменилось поведение сына. Как будто острая тонкая игла вошла в ее сердце с тех пор, как чужаки пересекли порог поместья.
В своих покоях, поглядывая в открытое окошко время от времени, дожидалась хотя бы весточки Варвара. Второй день Николай не приходил к ней, отменяя встречу. Варя порылась в семейной библиотеке и нашла старую книгу, которую читала ей мама в детстве. Страницы ее пожелтели от времени, но, как и семнадцать лет назад, хранили в себе истории, на первый взгляд, сказочные. Но если прочесть внимательнее, то можно было найти в них правду. Открыв первую сказку, Варя зачитала вслух:
«В маленьком хилом домике посреди леса жила была старая ведьма. Днем ведьма принимала свое обличие и пряталась под крышей дома, чтобы никто не смог увидеть ее лицо. А под покровом ночи она превращалась в юную красавицу, выходила из лесу и бродила по земле, собирая сердца людей в маленький мешочек, висевший у нее на шее…».
Глава 3. Узелки
За полтора часа до рассвета, когда поместье Мухаловых еще было погружено в глубокий сон, в маленьком домике для прислуги послышался громкий истошный крик. Николай Афанасьевич первым очнулся ото сна, и немедленно накинув на себя халат, взял свечу и поспешил на звук.
Спустившись на первый этаж, он быстро выбежал из дома, прихватив с собой ружье, и кинулся черед двор к жилищу прислуги. Вломившись внутрь, он первым делом обнаружил в углу сеней горничную Асю, заливающуюся горькими слезами.
Дверь в комнату была открыта, и Николай Афанасьевич заглянул внутрь, осветив ее свечкой, увидел на кровати у окна повариху Лизу. Та лежала на спине, запрокинув голову вверх.
Подойдя ближе и присмотревшись внимательнее, первое, что заметил помещик, были покрытые белой пеленой глаза женщины, в которых запечатлелся настоящий ужас. Тело ее обмякло, одна рука свесилась с кровати. Чтобы убедиться окончательно в своих предположениях, Николай Афанасьевич взял маленькое зеркальце со столика, находившегося рядом с кроватью, и поднес его ко рту Лизы. К несчастью, зеркало не запотело.
– Она мертва ведь? – дрожащим голосом спросила горничная.
Помещик повернулся к бедной перепуганной насмерть девушке и кивнул. Затем он накрыл простыней тело Лизы и уже хотел спросить Асю о том, что же произошло, но девушка сама подбежала к помещику, крепко вцепилась пальцами в его руку и быстро заговорила шепотом:
– Это она! Это все она! Я видела, как она приходила ночью, как подошла к Лизе. Вы даже не представляете, что случилось. Она будто высосала всю душу из нее. Прижалась так близко к Лизе, схватила ее голову руками и держала так, пока Лиза не кончилась. Она и меня хотела сжить со свету, Николай Афанасьевич, хотела и из меня душу высосать. Я закричала, прибежали вы, а она через окно шмыг, как и не было. Богом клянусь, правду говорю!
Николай Афанасьевич, выслушав бедную девушку до конца, мягко сказал:
– Ася, будьте благоразумней, успокойтесь. Выйдем на улицу, и вы мне все расскажете подробней.
Но Ася не спешила покидать комнату. Она умоляюще посмотрела на помещика, потом куда-то в сторону. Перепуганные ее глаза округлились еще больше. Крепко вцепившись руками в плечо Николая Афанасьевича, девушка тихо простонала и хриплым голосом молвила:
– Не могу. Она и за мной придет, если я все расскажу.
Из глаз ее градом потекли слезы. Она разжала пальцы и упала на колени. Николай Афанасьевич подхватил Асю на руки и вынес на улицу. Он усадил беднягу на лавку и дал ей воды. Девушка оборачивалась по сторонам, явно высматривая кого-то, и не переставала дрожать, да так, что было слышно стук ее зубов.
– Ася, расскажите, что случилось с Лизой?
Девушка не отвечала. Она будто больше не слышала помещика. Все время оглядываясь по сторонам, она как дикий, загнанный в угол зверек, издавала слабые, похожие на стон звуки. Понимая, что толку от нее пока никакого, Николай Афанасьевич решил отправить горничную к жене, а сам поехать за десятским и лекарем.
Объяснившись коротко с Авдотьей, Николай Афанасьевич оседлал коня и поскакал к лекарю – Тихону Гордеевичу. По дороге он заскочил к десятскому, в двух словах описав ему ситуацию. Когда же врач зашел в дом прислуги и уже осматривал тело, Николай Афанасьевич тем временем оглядывал небольшую комнату женщин и увидел на полу у кровати погибшей ее платок, завязанный в узел. Любопытным показалось ему то, что так странно завязан платок, и уже хотел он его подобрать, как вдруг услышал в сенях голос Всеволода.
– Хозяин, что случилось?
Громила, которому потолок хатки был явно низковатый, наклонил набок голову и прошел в комнату. Внимание его сразу привлек труп женщины. Нисколько не смутившись, мужчина приблизился к ней, и проведя рукой над ее телом, изрек:
– Удушилась во сне.
Лекарь удивленно поглядел на Всеволода. Протолкнув ком в горле, который по утрам и в отдельных случаях доставлял ему неудобства, он молвил:
– Должно быть, так. А вы откуда знаете? Вы врач?
– Нет-нет, – поспешил заверить лекаря громила. – Я просто давно разбираюсь во всем этом. Такой у меня дар.
Помещик и лекарь удивленно переглянулись. Николай Афанасьевич, уже позабыв о платке, подошел к Тихону Гордеевичу, и глубоко вздохнув, произнес:
– Стало быть, удушилась… Как странно, Лиза никогда не жаловалась на здоровье.
Николай Афанасьевич сочувственно посмотрел на мертвую женщину, затем окинул взором Всеволода и быстро покинул хату. Солнце уже вышло из-за горизонта, разогнав черноту столь мрачного утра.
Пропустив все привычные утрешние дела, помещик быстро умылся, переоделся и подозвал к себе сына. Николай к тому времени уже повидал мать и даже успел безуспешно задать несколько вопросов бедной горничной, которая с некоторого времени молчала как рыба. Запланированную прогулку к реке молодому Николаю пришлось отменить, так как все поместье спозаранку стояло на ушах.
Когда все формальные разговоры с десятским и лекарем были окончены, а отец и сын оказались наедине в кабинете первого, завязался интересный разговор.
– У меня странное предчувствие, Никола, – сказал Николай Афанасьевич. – Еще вчера я видел Лизу в добром здравии. Она была достаточно крепкой женщиной, и вдруг так скоропостижно скончалась. Что-то здесь не сходится.
– Отец, – возразил Николай, – что странного? Такое иногда случается.
– Я отчасти верю в слова Аси. Она говорила, что некая женщина проникла в хату, и стояла у кровати Лизаветы. Возможно, мы имеем дело с убийством. Ты разговаривал с Асей? Она что-то добавила?
