Утром, когда Всеволод и Руслана должны были покинуть село, в своей комнате сидел молодой Никола, поклявшийся следовать за Русланой, куда бы ни лежал ее путь. Он собрал некоторые вещи и оставил короткое письмо матери, объясняющее такое неожиданное и отчаянное решение. Личная беседа была бы для него испытанием.
Никола слышал, как отец покинул утром кабинет и вышел из дому. Оставалось еще немного времени в последний раз поглядеть на эти стены, где он провел детство и юность. На реку он не пошел, оставляя за собой последнее воспоминание там вместе с Русланой. Даже если это был просто сон, то не сыскать его слаще и милее.
Тем временем Николай Афанасьевич поехал с Федором на поле. Близилась жатва и главное достояние Каменки – большое пшеничное поле каждый день осматривалось вдоль и поперек.
Как только помещик приблизился к полю, то увидел, что оно от начала до конца примято. Будто великан прошелся по полю, истоптав всю пшеницу гигантскими лапищами и разорвав колосья в клочья. Урожай был безвозвратно испорчен.
У помещика потемнело в глазах, а резкая боль пронзила левую сторону грудины. Он рухнул на колени, держась правой рукой за грудь, и стал громко хватать воздух. Федор быстро подбежал к хозяину, и, понимая, что ему срочно нужна помощь лекаря, уложил помещика на спину и поскакал за Тихоном Гордеевичем.
Когда лекарь и Федор приблизились к полю, Николай Афанасьевич был синего цвета и еле дышал. Тихон Гордеевич влил ему в рот какую-то микстуру, ополоснул лицо водой и подложил под голову небольшую подушку. Благо, Федор уложил помещика в тени, под деревом, и солнце не так сильно изнуряло его.
Тихон Гордеевич справился привезти повозку, в которую аккуратно положили несчастного и увезли в поместье. Николай Афанасьевич не мог пока говорить, но все понимал и выслушал печальное предположение, высказанное лекарем – это с большей вероятностью был сердечный удар. Помещику было велено лежать, принимать микстуру и успокоительные настои и ни в коем случае не волноваться.
Как наваждение перед глазами больного стояла картина измятого поля. Кто мог сделать подобное, да всего за одну ночь. Все наставления лекаря были бесплотны. Одна только мысль не давала покоя бедному Николаю Афанасьевичу – не будет муки, не будет хлеба. Как пережить предстоящую зиму? Как объяснить односельчанам, что произошло?
А тем временем у поля собирался народ. Не одному Никою Афанасьевичу стало худо – многие в этот день хватались за сердце, рыдали, пили водку. Батюшка отслужил службу, помолился пред иконами святыми, прося милости у них. Что-то неведомое и страшное нависло над селом.
Молодой Николай, когда узнал, что у отца случился удар, несколько часов не отходил от его постели. Как и Авдотья Петровна, которую чудом не пришлось приводить в чувство после дурных вестей.
– Ничего, Коленька, купим пшеницу в другом месте. Главное, чтобы ты был здоров, а остальное наладится, – то и дело повторяла Авдотья.
Никола сидел возле больного, опустив голову на руки. Конечно, он никуда не уехал. И попросил Руслану остаться, надеясь, что решение батюшки изменится. Всеволод же, как и обещал, незаметно для всех покинул село. Через Руслану он передал, что был счастлив жить в Каменке, но в другом месте его готов принять и дать кров дальний родственник.
Не слишком печалясь по этому поводу, Никола провел остаток дня возле отца. Он не пропускал ни единого жеста или звука, и как любящий сын спешил исполнить любое желание отца, хотя тот был немногословен. Николай Афанасьевич лежал на кровати, устремив взгляд в потолок. Иногда его бледное лицо морщилось, будто от боли.
Удар оказался тяжелее, чем предполагал лекарь. Но никто даже не помышлял о том, что эта болезнь может закончиться трагично. Вечером Николу сменила мать, уверив сына, что если что-то случится, она тут же его позовет.
Молодой человек направился к Руслане. Когда девушка открыла дверь, он крепко прижал ее к себе, и поцеловал в лоб. Он чувствовал, как Руслана обнимает его в ответ, и это дало ему сил и уверенности в том, что отец скоро поправится. Добравшись до постели, Никола уснул таким крепким сном, каким редко забывался, даже будучи очень уставшим.
На рассвете в комнату Николы ворвался Федор. Видно было, что одевался он наспех, потому как рубаха его была мятая, не заправленная, брюки надеты как зря. Федор подбежал к кровати Николая и стал трусить его за плечи со словами:
– Вставай хозяин, батько помирает.
Николаю в этот момент снился какой-то сон, и поэтому, открыв глаза, он не сразу понял, что случилось. Но как только смысл сказанных слов дошел до него, Николай в секунду подорвался и в одном нижнем белье поспешил в покои отца.
У кровати больного сидела, сгорбившись, Авдотья Петровна. Она прижимала к носу платок и что-то тихо шептала. Волосы ее были небрежно собраны в пучок, лицо красное от слез. Авдотья даже не сразу заметила, как пришел сын. Все ее мысли были заняты тем, как бы спасти любимого мужа.
Николай быстро подошел к кровати отца. Помещик выглядел худо. Покров его лица был синюшно-бледный, лоб блестел от пота. Дыхание помещика прерывалось, слышалось хрипение.
Ужасное предчувствие одолело Николая – отец не доживет до следующего утра. В сердце как будто вонзили нож. Молодой хозяин сел возле кровати, схватился за голову, заплакал. Никогда бы он не мог подумать, что отец, такой здоровый и крепкий прежде, может покинуть их так рано.
Николай положил свою руку на руку родителя и почувствовал, как холодна его кожа. «Совсем как у мертвеца», – мелькнуло в голове Николы, и тут же молодой человек осенил себя крестом, прогоняя дурные мысли.
Мать тем временем даже не подняла головы. Она сидела тихо, почти неподвижно, временами только вытирая платком слезы. Николай хотел было что-то сказать, утешить мать, но совершенно ничего не приходило ему на ум. Он встал, подозвал Федора, и вместе они покинули комнату.
Поспешно спустившись на первый этаж, Николай спросил:
– Где Тихон Гордеевич? Почему он до сих пор не здесь?!
– За ним уже послали, хозяин, – заверил Федор. – Он скоро прибудет.
– Где, черт возьми, его носит?! – разозлился Николай. – Отец при смерти, понимаешь, Федор. Поезжай за ним немедленно!
Федор кивнул и скрылся. Николай вернулся в покои отца и стал молиться. Молодому человеку казалось, что лекарь ехал к ним целую вечность, когда и четверти часа не минуло.
Тихон Гордеевич послушал больного, пощупал пульс. Затем достал другую микстуру из чемоданчика и аккуратно влил ее в рот помещика.
– Скажите, что с отцом? – громко спросил Никола.
Лекарь серьезно посмотрел на молодого человека поверх очков. Он откашлялся и спокойно сказал ему:
– Николай Николаевич, давайте выйдем.
Оказались в коридоре, лекарь поправил очки, скрестил руки на груди и, снова откашлявшись, произнес:
– Я бы рад ошибаться, да только состояние Николая Афанасьевича не улучшилось, как того ожидалось, а стало хуже. Сейчас я дал ему сильное лекарство. Оно помогает во многих случаях. Но сердечный удар это весьма серьезно. Если в течение дня не будет улучшений, то с большей вероятностью шансы выжить крайне малы.
