Молодой помещик подошел к камину, прихватив с собой письмо и портрет. Огонь потрескивал в очаге, но Никола не чувствовал тепла. Он поднес листки к пламени, чтобы навсегда уничтожить память о Варваре, но перед тем как огонь коснулся бумаги, он резко отдернул их и быстро сложил в бюро, вместе с рушником.
Николай не любил Варю больше, но она была частью той его жизни, которая навсегда осталась позади.
Глава 8. Осколки
Несколько дней спустя после смерти Николая Афанасьевича на тот свет отправилась Авдотья Петровна. Она ушла быстро и тихо, уснув в своей постели и больше не проснувшись. Когда Николай Николаевич зашел в комнату матери, чтобы осведомиться о ее здоровье, то нашел уже хладный труп.
Это событие надолго выбило молодого помещика из жизненной колеи. Похоронив следом мать, он дождался, пока все сельчане отправятся на поминки, а сам упал без сил на колени перед двумя крестами и горько заплакал. Николай Николаевич в тот момент не чувствовал ничего кроме раздирающего его душу на части горя, граничившего с безумием.
Он никогда не плакал, за исключением одного лишь раза, так, как на могиле у родителей. Вспоминать прошлое, которое теперь казалось чудным видением, не было сил. Заглядывать в будущее не имело смысла. Как будто кто-то разбил его жизнь, как зеркало и осколки разлетелись в разные стороны.
Внезапно молодого помещика посетила чудовищная мысль – покончить жизнь самоубийством, избавить себя от невыносимой боли. Но и эту мысль, как будто кто-то отловил и выбросил из головы Николы. Он еще долго сидел на земле, пока кто-то не притронулся к его плечу. Это была Руслана.
Николай Николаевич невидящим взором посмотрел на девушку. Она была единственным человеком, который теперь мог удержать его на этом свете. Руслана помогла встать Николе и отвела его в дом. Она проводила молодого человека в его комнату и уложила в кровать.
Руслана извинилась перед сельчанами, сказав, что молодому хозяину нездоровится, поэтому он не сможет сейчас присутствовать на поминках.
За столом, который накрыли в столовой поместья, сидели первые поселенцы, верные и надежные друзья Авдотьи Петровны и Николая Афанасьевича. То и дело в столовую приходили сельчане, которые искренне любили хозяйку за добрый и веселый нрав, трудолюбие и верность семье и Каменке. Снова, как и несколько дней назад, старожилы села вспоминали те дни, когда они получили в распоряжение землю и начинали строить свои дома, мельницу, кузницу. Как долгое время Николай Афанасьевич и Авдотья Петровна жили в крохотной, наскоро сколоченной избе, пока строилось поместье, и наряду со всеми пахали поле, пасли скот и не чурались любой работы.
– Жалко Коленьку, – сказала, смахивая платком слезы, баба Катя. – Как же долго Дуняша ждала этого ребенка. А когда узнала, что ждет дитя, то счастью ее не было конца и края. Как же она его любила, не передать словами. Теперь остался совсем один-одинешенек. Что же теперь будет?
– Я знать не знала, что Дуня зачать не могла, – молвила баба Нюра. – Мы как с Васькой моим приехали в село, так Николе уже годик был. Дуняша никогда не жаловалась, что у нее здоровье хромало.
– Чего ей жаловаться-то! – всунулась в разговор бабка Лада. – Она же все колени отбила у икон, столько монастырей объездила, а опосля появился на свет божий Коленька. Его в честь святого Николая Чудотворца прозвали. Дуська тогда обет дала, что слова плохого не проронит, мысли дурной в голову не допустит.
– А я слыхала иную историю, – бабка Фрося, которую в селе не любили за дурной нрав и острый на словцо язык, хитро прищурила глаза. – Помнится, перед тем, как Дуне ехать в храм, к нам в село мужичок забрел. Тогда и домов-то было раз, два и обчелся. Он попросился на ночлег и Дуня ему в сарае постелила. Тепло было, никак средина лета. Хозяева его приняли радушно – накормили, дали кварту горилки, даже с собой харчи в дорогу сложили. Развязалась беседа, ну и бродяга этот обмолвился, что уже давно врачует разную хворь. Он поведал хозяевам, что встречал люд одной ногой на том свете уж стоящий. Николай Афанасьевич послушал-послушал, да и почивать отправился. А Авдотья крутилась, не могла найти себе покоя, и ночью пробралась в сарай, разбудила мужичка и поделилась горем, что уже давненько живет с мужем, а зачать не может. Тот ее послушал, покивал и предложил нехитрую сделку – мужичок ее вылечит, а та взамен и муж ейный будут добры к каждому чужаку, и никому не откажут в крове, если их попросят. Авдотья, конечно, дала согласие. Тот натопил баню и закрыл Дуню там. Что-то пошептал, поплевал, руками поводил по воздуху и на этом все кончилось. Он отправил ее спать, и вроде как сам лег, но наутро его и след простыл. Дуне этот человек дурным не показался, но чтобы загладить грех, потому что гостем ее мог быть колдун, она поспешила в храм и, как известно, скоро узнала о своем положении.
– И я помню того мужичка, – оживилась баба Катя, – такой темный, патлатый, на этого Всеволода похож, только ростом малехонький.
– Так исполнила ли его просьбу Авдотья Петровна? – спросила Людмила, которая до этого ни разу не вмешивалась в разговор.
– А то! – ответила Нюра. – Николай Афанасьевич женку поддерживал во всем. Поместье всегда было открыто для тех, кто нуждался в помощи или в крове. Только вот забор этот, поставленный кругом, что-то, да значит. Если бы ворота закрыты были, может и сейчас нечистые в поместье не пробрались. А теперь гляди, урожай испорчен, хозяева дома и вовсе сгинули.
– И я говорю, беда пришла в Каменку! – снова вставила свои пять копеек Фрося. – Че делать теперь, как зиму переживать? Рогожины, вон, быстро умчались, как от чумы, может, знали чего.
– Да, будет вам! – не выдержал бабский разговор Федор Нравов, подавленный смертью помещиков. – Даст бог, как-нибудь переживем. Я с Николаем Николаевичем в город отправлюсь и закуплю пшеницу. А уж в следующее лето соберем отменный урожай, – и, подняв рюмку, он промолвил: – Царство небесное усопшим – Николаю Афанасьевичу и Авдотье Петровне. Пусть земля им будет пухом.
Федор опрокинул рюмку, встал с места и покинул столовую. Он поклялся себе не бросать семью Мухаловых, и с этого самого дня принял решение заглушать горе работой. Федор понимал, что Николай не сможет справиться с поместьем в одиночку. Молодой хозяин слишком слаб, чтобы свалить на себя столь огромную ношу. Да и то, что Руслана осталась в селе, его удручало в крайней степени.
Тем временем за столом разговор занялся с новой силой.
– Ой, неспроста это, вот вам крест, – сказала баба Лада и перекрестилась. – Было всякое, конечно, но чтобы так смерть косила людей и скотину, а урожай погибал в одну ночь, я за всю свою жизнь не припомню. Что-то нехорошее пришло в наше село, я вам точно говорю. Надо сказать батюшке Иллариону, чтобы отслужил службу, да попросил Бога за нас.
– Не что-то, а кто-то, – заявила Фрося. – Вы умалчиваете, а я скажу прямо – после появления в селе этого громилы и его чахоточной сестрицы все пошло набекрень. Николашка-то за девицей убивается. Варьку сразу позабыл, как только эта в село явилась. Все ведают, что сдурела девка, вот ее родня и вывезла. Да я сама слыхала, что черт этот с Варваркой один у нее в хате был. Сами подумайте, что он с ней сотворил. Я еще на поминках Лизки заметила, как он на нее посматривал. Хороша девка была, малина, не то что эта смерть с косой.
