Николай встал и сделал небольшой круг по комнате.
– Безумие какое-то, не иначе! – воскликнул он. – Я прошу тебя назвать хоть одну причину, по которой я должен заковать тебя и держать в неволе. Вместо того чтобы принять настои, вместо помощи от отца Иллариона, ты хочешь быть узницей собственного дома?! Что я скажу Вите? Что скажу Катерине и сельчанам? Наконец, что я скажу себе, когда лично надену на тебя цепи и оставлю здесь? Я люблю тебя больше жизни, Руслана, и прошу прощения, что вынужден был оставить тебя этой ночью в холодном подвале. И если ты когда-нибудь сумеешь простить меня, я сделаю все, чтобы ты не ведала горя.
– Никола, – спокойно произнесла Руслана, – как быстро ты позабыл, какие мысли терзали тебя этой ночью. Ты знаешь сам, что не безумие мое испугало тебя, а что-то большее, чего ты не можешь увидеть, но в силах почувствовать. Ни служитель церкви, ни ученый лекарь или кто-то другой не сможет помочь мне. Остановить это невозможно. Если ты не закуешь меня в цепи, будешь сам повинен в страшных последствиях, что могут случиться. Не от праздной скуки или от нежданной прихоти прошу оставить меня здесь, а потому что это сделать нужно. Пока я могу сдерживать это, прошу, иди же поскорее, беги к кузнецу!
Последние слова Руслана прокричала. Она опустила голову на колени и сильнее сжала руками кожу. Николай, которого внезапно охватил дикий страх, вышел из подвала и запер дверь. Он непослушными ногами добрел до конюшни и оседлал коня. Кузница находилась недалеко, но идти туда у Николая просто не было сил.
Разговор с кузнецом был короткий. Немного сбивчиво помещик попросил его сделать прочные цепи и кандалы. Удивительно, но кузнец достал для помещика как раз такие цепи, которые он заказал.
– Их ковал и оставил Всеволод. Он сказал, что вы сами придете за ними в назначенный час.
Погрузив цепи в мешок, а мешок на коня, Николай поскакал к поместью. Он лично прикрепил цепи к надежному креплению в стене и заковал девушку в кандалы, хотя руки почти не слушались его.
Николай сделал все, о чем просила Руслана, и, чувствуя себя тюремщиком, покинул подвал. Не в силах объясниться с сыном, он попросил Катерину остаться с ребенком этой ночью, а сам заперся в кабинете, поставил перед собой бутылку самогона и стал пить. Больше всего на свете Николай желал, чтобы бесследно минула ночь, а утром все оказалось просто неудачной и глупой шуткой.
Глава 12. Подвал
Руслана осталась в подвале и эту, и последующие дни и ночи.
Как только солнце заходило за горизонт, дом словно оживал. Стены стонали и шептались между собой. Тьма разрасталась, окутывая каждый уголок поместья паутиной безысходности и отчаяния.
В поместье больше не было слышно смеха и веселых разговоров. Привычную жизнь дома как старое платье, разрезали на части и перекроили. Николай Николаевич чувствовал эти изменения как никто другой. Все ночи подряд он безуспешно пытался уснуть, ища утешение на дне бутылки самогона или сладкой наливки. Управление поместьем он негласно передал Федору, а сам днями и ночами сидел в кабинете, прислушиваясь к жутким перешептываниям, сводившим с ума.
Будь он хоть каплю слабее, то уже лишился бы рассудка. Возможно, сказался сильный характер отца, который Николай частично перенял, или была на то иная причина. Но, даже пребывая в центре пекла, как выражался помещик, его разум не сдавался.
Николай каждый день на рассвете и перед закатом спускался к Руслане. Он умолял ее рассказать, что с ней происходит, что творится с домом, но Руслана упрямо молчала. В заточении она похудела еще больше, превратившись лишь в слабую тень.
Однажды, когда Николай вечером навестил жену и с завидной настойчивостью попросил ее признаться во всем, покаяться и подняться в свои покои, Руслана вдруг сказала:
– Ты еще не знаешь, Никола, что будет дальше. Ты даже не ведаешь, кого впустил в свой дом одним майским дождливым днем. Если бы не твоя любовь, Никола, тебя бы настигла участь еще печальнее. Иди, и хорошенько помолись своему богу, чтобы он помиловал тебя за все грехи.
– Ты не в себе, Руслана. Каждый день Витя спрашивает о тебе, а что я могу сказать? Что приковал тебя к стене железными кандалами?! Тебе нужна помощь!
– Он не станет тебя винить, когда узнает правду. Приведи его ко мне завтра в это же время. Я расскажу ему новую затейную сказку. Принеси мне моток ниток, который лежит в моем сундуке. Я сплету сыну науз, который сможет защитить его в ту минуту, когда страшная опасность нависнет над ним. Сделай все, как я велю, если ты и вправду любишь меня. Помощь мне не нужна. Никто кроме тебя, Вити и Катерины не должен пересекать порог поместья, пока я дышу.
Николай схватился за голову и от бессилия застонал. Он чувствовал, как глубокое отчаяние терзает его душу на части. Покинув подвал, он снова пошел в кабинет. Надежда на выздоровление жены была такой призрачной и невесомой, что шансов на чудо не оставалось.
Как взять себя в руки, как вернуться к работе и выполнять свои обязательства, Николай не знал. Раз в несколько дней он заглядывал к Федору в конторку. На письма, доносы, на неотлагательные вопросы он отвечал кратко; иногда говорил, что ему все равно. Снова мир Николая, на этот раз построенный вместе с Русланой за годы супружества, трещал по швам и рушился. Снова Николай не понимал, с какого момента в его жизни взяло верх несчастье.
Поздней ночью того же дня, как состоялся разговор с Русланой, Николай отправился на кладбище. На ухоженных могилах отца и матери лежали цветы. Память помещика Николая Афанасьевича и его доброй супруги строго чтили.
Николай, в который раз преклонил колени перед могилами и задал вопрос, мучивший его все эти года:
– Почему вы покинули меня?
Молодой человек знал, что смерть не спрашивает, когда ей явиться. Но больше всего ему не хватало родителей, и боль, будто затихшая, снова вернулась. Никто, даже близкий друг Федор, ученый Тихон Гордеевич или служитель церкви отец Илларион не мог успокоить душу мужчины. Только отец и мать знали, что ему следует делать дальше, и унесли ответ с собой в могилу.
Опустившись челом до земли, Никола закрыл глаза. Он не придал словам Русланы должного значения, не представляя, что может быть хуже положения, сложившегося сейчас. В своем доме он был будто в гниющей тюрьме.
Минуя дом Рогожиных, Николай на этот раз ненадолго остановился. Слишком редко посещали его мысли о Варваре, так редко, что он почти позабыл о ней. Теперь и не вспомнить, что чувствовал он к этой девушке, какие слова говорил. Спроси его сейчас – кого бы выбрал он, зная наперед, что произойдет с ним и Русланой, Николай бы снова выбрал жену. Хоть жизни с ней не было, но и без нее не жить тоже.
На следующий день, хорошенько протрезвев после вчерашней попойки, Николай умылся и выпил чай. Он заглянул к Федору, чтобы завершить важные дела, а потом забрал у Катерины сына. Вместе они поднялись в кабинет, и тогда Николай спросил:
– Сынок, ты же знаешь, что маме нездоровится в последнее время?
