– Хорошую репутацию заслуживают годами, плохую – секундами, – настаиваю я. – Моя семья обладает хорошей репутацией.
– А моя – никакой, однако я тоже на поверхности, ещё и вместе с тобой, золотая девочка, – предаётся спору Ромео.
– О да. По этой причине мне пришлось ругаться с родителями, когда я выбрала в партнёры тебя, а не стала ожидать навязываемого ими и перспективами жениха. Ты должен понимать. Не должен забывать.
Ему не нравится, когда я напоминаю об этом. Но я напоминаю, потому что он вынуждает. Ромео не скудоумен – по крайней мере, не всегда. Я беспокоюсь о нашей паре. Я беспокоюсь о своём имени ещё больше. Я беспокоюсь о себе. Но это не чувства – лишь статика. Ты должен знать, как поступить правильно, и только здравый ум, рациональность мышления и зрелость поступков позволят тебе остаться на поверхности.
– Тебе не кажется, что твой парень просто идёт в комплекте к образу идеальной девочки? Я живой, не замечала? Не пытайся стыдить, сама выбирала.
– Тебя задела правда? Будь готов, что люди попытаются вскрыть твои гнойники, дабы преуменьшить боль своих. Но мы не можем позволить себе быть уязвимыми. Мы – Создатели, помнишь?
– Такое не забывается, однако истинный Новый Мир отличается от картинки в твоей голове. Когда ты это признаешь?
– Закрой рот, Ромео, – спокойно говорю я. – Слышал сигнал? Нам пора на урок.
– И всё же тебе следует чаще думать о здоровье: болезнь может случиться с каждым, – настаивает юноша, повышая голос, и получает мой недовольный взгляд. – Прости, буду тише…
– Постарайся.
– Попытайся искоренить заразу на началах.
– Болеют исключительно безумцы.
И это прописано в Своде Правил.
Ромео вздыхает. Потому что с данным заключением нельзя не согласиться. Потому что иначе быть не может. Болезнь равно отклонение, отклонение равно изгои. Люди Нового Мира – в особенности Создатели – не могут быть изгоями. Противоречие.
– Думаю, мы всё обсудили, – протягиваю я, на что юноша протягивает ко мне руку и пытается взять за локоть. – Эй, это ещё что такое?
Он знает, что я не люблю демонстрацию отношений. И даже с соответствующим документом (когда придёт возраст) не стала бы то делать. Бесстрастие – вот, что в моде. Было, есть и будет.
– Просто подумал…
– Не похоже, что ты думал в этот момент, Ромео. Идём на урок.
Смотрю на отдаляющийся к аудитории силуэт Ромео. Думается, его спина будет также отдалятся от меня по коридору в Здании Комитета Управляющих. Что-то напоминает…я это уже чувствовала. Видела. Была в этой ситуации, разве нет? Это называется «дежавю»? – его только не хватало…
Ромео оборачивается, чтобы убедиться – я следую. Но я не следую. Тогда юноша возвращается в пару шагов, замирает напротив и говорит:
– Я думал, мы идём на урок.
– Верно, – холодно отвечаю я.
– Но ты не пошла.
Почему мне становится тошно от его вида?
– Ты внимателен.
Замолкает. Смотрит. Не слышит подстёгивающую интонацию, но видит соответствующую конструкцию.
– Ладно, прости меня. Я был резок с тобой и мог обидеть…
Ладно?
В любом случае, он говорит то, что на моём месте хотели бы услышать. Перебиваю:
– У меня нет расстройства, Ромео, я здорова.
– Что?
Настаиваю:
– Усталость и только сказывается на мне, всё в порядке.
– Я верю тебе, – без раздумий отвечает юноша и во взгляде его произрастает колос слепого следования: маленький такой росток, что проталкивает сухую землю и даёт начало.
А не стоило бы, Ромео. Делать этого нельзя. Никогда. Потому что только незнакомые люди и недруги смеют говорить друг другу правду – бросаться ею, плеваться, обнажать, обжигать; а люди связанные, бесконечно запутавшись в собственных грёзах и фантазиях, врут и врут: врут прямо в глаза, лукавят, обманывают, утаивают, покрывают. И вечно улыбаются. Бояться нужно не врагов; друзья более опасны. Во-первых, им заведомо известны слабые места. Во-вторых, предают не чужаки, а те, кому ты доверяешь. Чужак предать не способен.
А тебе я соврала, Ромео.
Не чувствую себя здоровой. Полностью – нет. И да, и нет. Не понимаю…Какой-то странный день, вчера было лучше.
– Ты чудесная девушка, – и вот уже уголки губ Ромео поднимаются в неестественной улыбке. – Ты мне нравишься. Я говорил об этом твоему отцу…
Следовало притупить его пыл, напомнив, что такие признания годны интимной обстановке – в нашем же положении, ситуации и обстоятельствах уместно молчать.
– И повторил бы вновь: я дорожу нашими отношениями и не позволю каким-либо невзгодам помешать им, воспрепятствовать нам с тобой.
Он вновь говорит желаемо. Но желаемо не равно правильно. Запоминаю каждое слово, а в мыслях прогоняю: я сдам тебя при первой же возможности, Ромео. Сдам, потому что так будет правильно, потому что так следует делать по закону, по правилам, по порядку. По Своду. Чрезмерный или кажущийся нездоровым интерес, что превышает полномочия возможностей нашей ступени отношений следует притуплять, обращаясь в Палату Безопасности. Мы на первом уровне партнёрства – с шестнадцати лет обучающимся в Академии дозволено заводить отношения (в них входит выстраивание коммуникации отличительного от обычного общения типа), но отношения эти должны одобряться с обеих сторон родителей и, соответственно, государственным режимом. С совершеннолетием приходит больше возможностей, но к этим допущениям собираются медицинские заключения и вводится дополнительное образование, что меня настораживает. Я бы не торопилась. В любом случае, не терплю лишние компании, не терплю нарушение моего пространства. Третья ступень партнёрства – в двадцать один год – разрешает вступление в брак. Это необязательно, но на моей памяти не было в Новом Мире женщины, которая бы не вышла замуж в дозволенный час. Мужчины женятся позже – ожидают избранниц с предыдущих ступеней отношений. Но разница в возрасте между партнёрами невелика. Оптимальна. Слово «оптимально» подходит многим аспектам нашего мирного существования. Что касается большой разницы в возрасте, она недопустима и считается отклонением – такую пару не одобрят и официально не утвердят. Много что называют отклонением. Я согласна с каждым пунктом. Излишнее любопытство – отклонение, чрезмерная апатия или увлеченность делом – отклонение, чувства – отклонения, неспособность контролировать эмоции – отклонение. Всё должно быть оптимально. Всё должно быть правильно. Иначе – наказание. Иначе – Зал Суда и отречение. А если от тебя отречется мир, в котором ты пребываешь, это равносильно смерти: больше ты не жилец. Ни в этом мире, ни в каком-либо другом (за неимением выбора).
Отец говорил: «Выбирай слова, но перед этим – мысли. Всё под силу». И я выбирала. Всегда. И всегда выбирала правильно, потому что выбирала оптимально, расчётливо, спокойно, по правилам и допущениям. По Своду Правил. По своему воспитанию.
