– Ну же, – тянет Ромео со второй попыткой прикоснуться, – сладкая девочка.
– Ну же? – сомнительно повторяю я. – Ну же? Я тебе чем-то обязана?
Мой вопрос ставит его в тупик. Юноша мешкает и подбирает слова, говорит:
– Разумеется, нет, Карамель.
– Тогда идём, учёба не ждёт.
Мы заходим в лифт вдвоём; неподалёку проплывает вертлявая блондинистая голова и следом рыжая, но они не заходят с нами. Ромео нажимает требуемый этаж и молчит. Молчит с пару секунд, после чего – двери закрылись – глубоко вздыхает, поворачивается ко мне лицом и, взяв за плечи, напирает. Прижимает к стене.
– Твою мать, Ромео! – восклицаю я, отбиваясь. – Что за хрень?
Не терплю, когда в моё личное пространство вторгаются. Не терплю, когда меня пытаются коснуться. Не терплю, когда касаются…какого чёрта, Ромео?
– Ты спятил? – выплёвываю я, на что юноша вновь пытается приблизиться – взбирается по плечам; скидываю чужие пальцы. – Ещё движение, и я вызову патруль в этот грёбанный лифт!
– В чём твоя проблема, Карамель?
Ромео даёт осечку. И замирает. Недостаточно далеко, но уже и не близко (не так, как было секундой ранее).
– Моя проблема? – подхватываю. – Ты вообще в своём уме, что ты делаешь и по отношению к кому?
– Я хотел поцеловать тебя, сюрприз. Ты моя девушка.
Не думала, что можно так мерзко соединить эти два предложения.
Он совсем больной?
– Нет, я повторю: ты вообще в своём уме, что ты делаешь и по отношению к кому?
Перебивает:
– Ты не хочешь поцеловать меня?
Что за вопросы?
– Нет! – выпаливаю я. – То есть…не сейчас. Да, но нет.
– Тупей ответа, идеальная девочка, быть не может.
– Сам ты тупой: радуйся, что глаз у камеры выколот и она не подглядывает.
– Тебя останавливает только это?
– Только это останавливает – то есть останавливало до сего момента –тебя. Меня останавливать не надо – я знаю, как правильно.
– И как же?
– То, что было сейчас, Ромео, неправильно.
– Кто сказал?
– Тебе известно: Свод правил.
– А сказал-то кто?
Пока мы не доехали до кабинетов, ударяю по сенсорным кнопкам – лифт замирает. Он всегда это делает. Я поступаю осмысленно.
– Ты хочешь поговорить об этом? – спрашиваю я. – Обсудить наши отношения? Нормированность отношений вообще? Допустимое и недопустимое? Сейчас? Серьёзно?
– Ты нажала на кнопку – ты хочешь поговорить, – дразнит Ромео.
Стукнуть бы его за это…
– Не хочу, но вижу необходимость. Мы что, я не понимаю, двинувшиеся умом возлюбленные? Что за демонстрация? Или супруги, и ты желаешь подкрепить данный факт? Для чего, Ромео? Что значит: «я хотел тебя поцеловать», ты в своём уме?
– Ты моя девушка…
– Что-то более основательное будет?
– Ты… – Ромео разве что воздухом не давится (согласна, это было слишком…я словно бы принизила значимость наших отношений), – ты…да как ты смеешь? Ты моя пара.
– Пара не есть супружество, а демонстрация, сколько можно об этом говорить, против правил, это нарушает нормы приличия и социальный закон; таким образом мы пренебрегаем Актом правил в союзе двоих.
– Ты серьёзно его читала?
– В каком смысле «серьёзно»? Мы подписывали. Вместе. Ты подписывал соглашение и не читал? Кто так делает?
– А кто так не делает?
Молчу. Думаю.
– Ты – моя девушка, Карамель, – говорит в этот момент юноша. – Ты моя.
– Я сама своя, балбес, откуда ты такой грязи понабрался?
– Вот если бы поцеловал тебя – не была бы такой злой.
– Чего?
Ромео в конец взрывается:
– Ты такая…ты такая холодная! – выплёвывает он. – Карамель Голдман есть булыжник без эмоций, все об этом говорят, но иногда она смотрит, словно линчует, и этот взгляд – лучший вид во всём Новом Мире.
Говорю:
– Ты совсем умом тронулся, Ромео. Я вообще ничего не поняла.
– Получается. Потому что мне нравится, когда ты смотришь на меня так, словно я куда больше, чем подпись в документе, больше, чем установленный законом Акт, больше, чем официальное наименование.
Закатываю глаза и после того вздыхаю. Отторгаю равнодушное:
– Мне противна…
– Любовь? – перебивает юноша, однако я это слово повторить не решаюсь. Вообще хотела сказать – в очередной раз – про демонстрацию отношений, но это его слово ещё противней.
Оно не задевает, нет. Нисколько. Просто оно омерзительно. Да что из себя представляет любовь? Сгусток гормонов, бьющих по органам и карману? Самообладание – вот, что должно быть присуще настоящему человеку: истинному жителю Нового Мира. Что касается любви…сколько проблем следует и следовало от неё? Люди былых лет губили себя во имя любви. Устраивали войны. Для чего? Глупцы! Я бы хотела лицезреть это посмешище со стороны, чтобы вдоволь поглумиться. Хлеба и зрелищ, хлеба и зрелищ!
– Если скажу, что люблю тебя, – бросает Ромео и тем самым заставляет моё сердце дрогнуть; физические недуги не были мне знакомы, но слова юноши влетели осколком в грудь и через артерии побежали импульсами в мозг, – что ты ответишь?
– Если скажешь, что любишь меня, – еле слышно проговариваю я, дабы никто – и даже стены – не смел застать нас за беседой, преисполненной вульгарности и неприличия, – я упрячу тебя в Картель, в отделение для психопатов. Это расстройство, Ромео.
Он отводит взгляд. Ненадолго.
Ромео-Ромео…Как ты мог разочаровать меня? Как ты смел пойти против системы и ради какой цели?
– Ты не принимаешь лекарства? – предполагаю я.
И делаю это не из-за беспокойства о его физическом или психическим состоянии.
– Принимаю, – спокойно отвечает юноша. – Как и ты. Каждый день.
Обыкновенно тем, кто испытывает некий дискомфорт или беспокойство после приёма обязательных лекарств (в редких случаях – чьё поведение девиантно и выходит из-под нормы или чьи неразумные/необдуманные/резкие/бессмысленные действия и речи обосновываются эмоциональным состоянием), прописывают дополнительный осмотр и более сильнодействующие препараты. Осмотр подразумевал обязательный курс психотерапии, которая убедит: чувства – любые (злость, симпатия, радость, уныние) – это уязвимость, а Боги не могут быть уязвимы. Если ты уязвим – значит, не Бог, и делать на «землях» Нового Мира нечего. Прочь! Вот и оно: люди – даже ковыряющие собственное нутро – никогда не оставят выстраданные высотки и не оставят выработанные профессии и работы, не обратятся за помощью к специалистам и врачам, они избавятся от болезни – при необходимости – сами: вырвут её с корнем, удалят и прижгут полое пространство, а вытащенный из тела и сознания зародыш недуга сбросят с одной из крыш; болезнь уйдёт прочь, у неё не останется шансов. Мы чисты. Мы сильны. Мы – люди Нового Мира. Мы – люди с поверхности. Наше государство уже позаботилось о нас, вручив всё самое передовое и важное. Те же медикаменты, которые поставляются благодаря Палате Безопасности из Зала Контроля и которые каждый уважающий себя (и заботящийся о будущем на поверхности) гражданин принимает в положенное время каждого дня…
